Наша юность. Мистерия о милосердии Жанны Д`Арк

Страстный дрейфусар, Пеги с неистовством и со страстью участвовал в развернувшейся борьбе. Он был окрылен возможностью бороться за справедливость, принять участие в «битве века» в одном строю со своими единомышленниками. Чувство дружбы, единомыслия было для Пеги чрезвычайно важным. Дружба была одной из связей с миром, тропинкой, которая неизбежно должна была, слившись со множеством других, привести к общему пути. Совместная борьба наполняла его жизнь не просто смыслом, но сознанием высокой цели. Однако, как выяснилось позже, это чувство разделяли не все его друзья. И когда правительство свело широкое движение протеста лишь к спорам в частном судебном разбирательстве, стало ясно, что единого фронта единомышленников и не было, поскольку и цели у них, в сущности, были разными. Пеги сражался за справедливость и за Град гармонии, а его друзья социалисты видели перед собой совсем другую цель: они уже делили министерские портфели. Эту ситуацию прекрасно понял и обрисовал А. В. Луначарский: «Все "пегисты" были в то время чистыми демократами-социалистами. Но они с ужасом отшатнулись от своих друзей-победителей, когда увидели, что большинство этих соратников сражались под знаменем правды лишь для того, чтобы, оттолкнувши противника от общественного пирога, присоединиться к нему с еще более развязной наглостью и с еще более жадным аппетитом на глазах у оставшихся голодными масс». [33] Пеги со свойственной ему бескомпромиссностью отвернулся от своих прежних учителей и кумиров, в том числе от своего друга и идейного наставника Люсьена Эрра и даже от Жана Жореса, перед которым преклонялся.

Это первое столкновение Пеги с политикой определило его будущее положение человека, стоящего вне группировок и партий. Его обвинения в адрес политики прозвучат в будущем несколько необычно, но всеобъемлюще, ибо писатель считает, что политика отъединена от мистики, ползучий эмпиризм политики не позволяет ей поднять глаза на небо, она лишена трансцендентального начала, политика неизбежно приводит к борьбе за власть. Любопытно, но позицию Пеги можно объяснить с точки зрения его русского современника, философа старшего поколения Вл. Соловьева.

«Социализм… не хочет быть только исторической силой… он хочет быть высшей нравственной силой, имеет притязание на осуществление безусловной правды в области общественных отношений…

Социализм иногда изъявляет притязание осуществлять христианскую мораль.По этому поводу кто-то произнес известную остроту, что между христианством и социализмом в этом отношении только та маленькая разница, что христианство требует отдать свое, социализм требует брать чужое». [34]

Пеги жил и мыслил в кругу людей своего времени. Скорее всего он не был знаком с философией Соловьева. Но ему могло быть близко такое понимание морально-этических основ социализма, и, следовательно, он не мог примириться с тем, что делали социалисты в реальности:

«Большинство не могло устоять против соблазна особого рода — оказывать огромное, интенсивное, неодолимое, необоримое влияние на людей, это опьяняло всех… Все, и среди них Жорес, вновь окунулись в привычную политическую деятельность. Они толкнули на этот путь французский социализм», — писал Р. Роллан. [35]