Наша песня

Прежде всего, мое внимание привлек знакомый логотип Государственной службы здравоохранения в углу экрана, а потом, когда я увидела заголовок, то уже не смогла оторвать глаз от дисплея. Вирусная кардиомиопатия. По-моему, я слышала об этом раньше и, хотя помнила об этом очень мало, знала, что это штука серьезная. Потенциально даже куда более серьезная, чем сердечный приступ или инфаркт. Значит, чуть раньше она мне соврала. Ну что ж, не в первый раз. Я подалась вперед на стуле и вытянула шею, пытаясь разобрать отдельные части текста, которые Шарлотта выделила желтым. У меня довольно неплохое ночное зрение – без него трудно прочитать ноты в тускло освещенных оркестровых ямах или залах. Так что, немного прищурившись, я смогла разобрать несколько слов и фраз с интернет-страницы и тут же об этом пожалела. «Поражает сердце», «необратимые патологические изменения», «резкий угрожающий жизни паралич сердца». Наверное, я издала какой-то негромкий звук, поскольку Шарлотта резко повернулась на стуле, увидела, куда направлен мой взгляд, и захлопнула крышку ноутбука.

– Извините, Вероника, что вы сказали?

Мне стало почти стыдно оттого, что внутри меня, несмотря на прошедшие годы, все сжалось, когда я поняла, что Шарлотта разговаривает со своей свекровью. С женщиной, сделавшей практически все, что было в ее силах, чтобы не стать моей родственницей. Я привстала со стула и указала на дверь, не желая, чтобы она думала, будто я нарочно подслушиваю разговор, по всей видимости, очень непростой. Вряд ли за все эти годы характер Вероники хоть немного смягчился. К моему удивлению, Шарлотта покачала головой, тем самым показав, что можно и не уходить. Вот я и не ушла.

Я старалась не слушать, но это оказалось практически невозможно, к тому же в глубине души мне было любопытно узнать, как Шарлотте удалось укротить тигрицу настолько, что ей разрешили войти в тщательно охраняемое семейное пространство.

– Нет, Вероника. Я полностью согласна. Да, вы правы. Совершенно. Да, однозначно.

Так значит, вот как это делается? Полная покладистость и уступчивость. Неудивительно, что мы с Вероникой сразу же не поладили. Но ведь мы и виделись-то всего один раз.

– Невероятно, – пробормотала Шарлотта, еще довольно долго после окончания разговора пристально глядя на мобильник с каким-то немым недоверием.

Я подняла взгляд и увидела, как она качает головой, уставившись на небольшой гаджет, словно из него сможет просочиться частица сущности той женщины, с которой она только что говорила.

– Моя свекровь похожа на неукротимую силу природы.

– Помню, – с горечью сказала я, поскольку привкус прошлого все еще жег, как соль на ране.

Какое-то мгновение Шарлотта выглядела ошарашенной, словно внезапно поняла, что размышляет вслух… и именно передо мной.

– Ой, извини. Совсем забыла, ты же ее знаешь… ну, конечно же.

– Не то чтобы очень, – ответила я, чувствуя неловкость при упоминании хоть чего-то, что связывало меня с ее мужем. – Разумеется, не так хорошо.

– По-моему, никто не знает Веронику хорошо, – заявила Шарлотта с неожиданной откровенностью. Она опустила мобильник в сумочку от известного дизайнера и грустно рассмеялась: – Она отправилась надавить на капитана круизного лайнера, чтобы тот изменил курс и зашел в ближайший порт, откуда она сможет вылететь домой.

– Ну… если кто-то на это способен…

– Да, знаю… так это она.

Наши взгляды встретились, и мы на мгновение поняли друг друга, но обе быстро отпрянули назад, словно нас ударило током.

– Надо ноги размять, – заявила Шарлотта и, внезапно вскочив со стула, резкими шагами направилась к двери. Возбуждение следовало за ней неотступной тенью, она не могла избавиться от него, хотя, наверное, сама еще этого не понимала. Взявшись за дверную ручку, она замялась, чувствуя неловкость от необходимости попросить меня хоть о малейшем одолжении.

– Если кто-то будет меня спрашивать… врачи… скажешь им, что я вернусь минут через пять?

Я согласно кивнула. Чем меньше мы друг с другом разговариваем, тем лучше. Шарлотта явно тоже это понимала, поскольку вышла из комнаты ожидания, не сказав больше ни слова.

Шарлотта

– Один кофе навынос, пожалуйста, – попросила я, глядя, как исходящая паром жидкость тугой струей, словно черный водопад, лилась в стоявшую внизу чашку. Я чувствовала, как меня внутри всю трясет и крутит, так что в кофеине я сейчас явно не нуждалась. Было бы слишком просто объяснять разгулявшиеся нервы целиком разговором с матерью Дэвида, хотя, видит Бог, она обладала не виданной мною ни в ком – включая мою мать – способностью доставать людей, что само по себе являлось выдающимся достижением. Но на сей раз не следовало винить лишь Веронику в том, что у меня непрестанно колотилось сердце и разыгралась такая изжога, что, казалось, я вся сгораю изнутри.