Наша Победа. Мы – её дети

– Не связывайся, Николай… Не трожь г… оно и не воняет! Вот племя растёт: от войны ушли, и жизнь им ума не добавила… Ребята, уберите его на улицу, – обратился он к соседям по столу.

Я, конечно, точно не помню слов, сказанных здесь людьми, но слова "Хайль, Гитлер!" и "гандон" врезались в память. И помню также, что это были неупотребляемые в семье дяди Коли слова, где росли и девочки, и мальчишки. И ещё: я вдруг почувствовал такую сильную защиту не только от своего дяди, но и от остальных мужчин, пришедших в день Победы в пивную пообщаться с фронтовыми друзьями, что сегодня уже точно могу сказать – детей в ту пору в обиду не давали.

3 – Баня

В субботу был обычный рабочий день, народ отдыхал – в воскресенье. Утром в выходной в семьях планировался поход в баню, и мы, трое-четверо пацанов одного двора, по-быстрому поев хлеба с молоком, бежали за два квартала к банно-прачечному комплексу. Его построили недавно, учитывая многочисленные просьбы жителей посёлка, хотя к блочному двухэтажному жилью подведены и вода, и канализация, и, естественно, было своё печное отопление и отдельные кухни, но строилось всё сразу после войны так быстро, что пока обходились без душевых комнат. Да ещё и бараки, охватывающие гигантский комбинат кольцом, добавляли посетителей бани.

У нас, мальчишек, занимавших с утра очередь в мужское отделение, было приподнятое настроение: здесь можно повидаться со всеми соседями, поскольку помывочный зал с раздевалкой мог вместить только сотню человек, стояние в очереди затягивалось на пару часов. За это время отцы успевали постричь детей "под нулёвку" – наголо, напоить лимонадом "Дюшес", накормить пряниками или печеньем в упаковке, а сами – брились опасной бритвой у виртуозов-мастеров. Курилку в виде выкрашенной синей масляной краской бочки устроили прямо при входе в баню, с несколькими скамейками, на которых велись разговоры о войне. Боже мой, сколько рассказов удавалось послушать в этот период беззаботной мальчишеской жизни. И что особо надо отметить: до помывки и посещения парилки отцы и наши взрослые братья не пили ни грамма не только водки, но даже пива.

Как правило, пацаны нашего дома занимали очередь в первой двадцатке, поскольку мы располагались ближе всех к бане, не ссорились, сидели на скамейках или на ступеньках лестницы, спокойно поджидали отцов. Малышей детсадовского возраста мамы брали с собой в женское отделение, им несли отдельные тазики, большие простыни для вытирания, они, как правило, сидели на плечах или на закорках у отцов и старших братьев. Детских колясок в то время было мало, да и спокойнее сидеть на тёплых, сильных спинах мужчин.

В восемь утра на инвалидной коляске подъезжал дядя Петя, танкист, кавалер трёх орденов Славы, без обеих ног, двое мужчин брали его на руки и несли по лестнице на второй этаж. Его шкафчик неизменно был рядом с входом в помывочное отделение, он сам раздевался, опять мужики подхватывали его под мышки и несли на первые скамейки зала рядом с кранами горячей и холодной воды. На этих двух-трёх скамьях специально крепились спинки-держатели с ручками, неподалёку дежурил банщик в синих трусах и белой майке. Он наливал инвалидам с тяжёлыми увечьями воды в тазики, намыливал их мылом, тёр мочалками, смывал пену. Я всегда с содроганием сердца смотрел на обрубки ног, рук, но ещё страшнее выглядели рубцы на животах или там, где пульсирует кровь под синей тонкой кожицей – на местах вырванных кусков мяса на спинах, ягодицах и бёдрах мужчин. Они же смеялись, шутили друг над другом, рассказывали анекдоты, но, правда, старались, чтобы дети не слышали похабные истории.

На полусотне скамеек мылись жители посёлка, а уже потом, с чистыми телами, шли к дверям парного отделения. Туда могло вместиться человек двадцать, хотя набивалось, нередко, больше. Пар поступал из труб, своей печи – "каменки" не было, но банные кочегары – не подводили: горячий воздух вырывался со свистом, его приходилось прятать в деревянные короба. На полках и на широкой лестнице из пяти ступенек изнывали от жары мужчины, многие колошматили друг друга берёзовыми или дубовыми вениками, сползали без сил на пол и буквально вываливались из двойных дверей. Такие процедуры повторялась, минимум, два, а то и три раза. Опять посиделки на скамейках пока восстановится дыхание, снова душ и можно выходить в раздевалку.

Отцы передавали младших школьников их старшим братьям, те мыли им головы, мочалками из липового лыка тёрли тела, затем включали для них воду в душевых кабинах. Потом мылись сами, а мы – рядом, пускали кораблики в тазиках с водой, играли с мыльницами и баночками, в которых хранилось мыло. В раздевалке, на скамейках, отцы расставляли кружки со свежим бочковым пивом, раскладывали вяленую и солёную рыбу, кто-то из мужчин прихватывал из дома бутылку водки, чтобы "пару бульков" плеснуть в пивко, но, по моим наблюдениям, это делалось крайне редко: в семьях с четырьмя-пятью детьми никогда не было лишних денег.