Наша Победа. Мы – её дети

В дороге меня совершенно покорили люди в Белоруссии: пережили такую чудовищную фашистскую оккупацию, но не сломались, сохранили чувство собственного достоинства, гостеприимство, уважение ко всем народам, населяющим нашу многонациональную страну. И это видно было везде: в областном центре или в селе, на улице или у хозяев доброжелательного и тёплого дома.

Довольно прохладно реагировало на нас местное население в Латвии, но там проживало много русских, украинцев, представителей других народов страны, у них было немало машин в личном пользовании. Так что без зрителей мы не оставались, а заодно посмотрели и автодром в Резекне, но, мне показалось, что большой популярностью он не пользовался. А в Литве с нами неразлучно был функционер из комсомола республики, русский, проживший всю жизнь с литовцами и знающий всю подноготную историю их жизни, быта, "большой и светлой любви к русским", как он выразился. Звали его Витас: мальчишку из детдома – Виталия, когда-то давно усыновила литовская семья. Он привёз нашу агитбригаду в центральную гостиницу Вильнюса, где были заранее заказаны номера, долго говорил по-литовски с администрацией, вызывал кого-то из начальства. Я подошёл к нему, чтобы узнать, не нужна ли помощь. Парень был в полной растерянности, сказал, что пришла команда из совмина республики о снятии брони на все номера: ожидается заезд передовиков сельского хозяйства. Я попытался поговорить с главным администратором, тот мямлил что-то невразумительное, да ещё, как на грех, Василий Дмитриевич застрял где-то на турбазе, где разместили автолюбителей.

Вернулся к штурману и генералу, которые сидели на диванчике в ресепшен, подумал: жаль, что за день до этого улетел в столицу космонавт Владимир Джанибеков, его имя точно помогло бы "разрулить ситуацию". С другой стороны, начал я злиться, разве фронтовики, ветераны Отечественной войны (обоим было тогда уже за 70 лет) не заслуживают уважения и внимания со стороны персонала гостиницы. Подошёл к нашему сопровождающему, сказал твёрдым голосом:

– Веди меня к самому главному.

Отдельным лифтом поднялись с ним на второй этаж, не обращая внимания на секретаршу, вломились в кабинет, видимо, директора. Парень что-то торопливо шепнул тому, упомянул газету "Комсомольская правда". Из кресла поднялся коренастый мужчина с копной седых волос, посмотрел на меня водянистыми серыми глазами, выдавил:

– А что я могу сказать? Команда пришла сверху: бронь аннулировать…

– Назовите имя, должность отдавшего вам приказ, – я достал блокнот и ручку.

– Нет ничего проще: замминистра бытобслуживания населения, – и он назвал труднопроизносимую фамилию. Я попросил повторить по слогам.

– Кончайте ваньку валять, – сказал товарищ из комсомола, – вы же понимаете, что газета не оставит этот случай без внимания. Головы полетят, начиная с комсомола, кончая совмином. О вас я уже не говорю…

– У меня приказ, – отрезал чиновник, – я ничего не могу изменить. У нас нет льгот для ветеранов, ни своих, ни чужих… Хотите, звоните в министерство и закончим на этом разговор.

Спустился по аварийной лестнице вниз, снова подошёл к своим ветеранам, сказал, что с бронью пока бардак, будем ждать Василия Дмитриевича. Чуть потеснив Аккуратова, сел на диванчик и стал строчить заметку для газеты, заголовок вдруг родился сам по себе – "К барьеру!" Текст лёг на бумагу буквально за двадцать минут, хотя краем глаза я видел, как приехал шумливый и громкоголосый Захарченко, как с телефона администратора куда-то звонил, сначала кого-то просил, потом ругался, даже угрожал, наконец, положил трубку и пошёл к нам. Я воспользовался освободившимся телефоном, взял ещё горячую трубку и, выйдя на дежурного, назвал номер телефона газеты. На удивление, меня тут же соединили с машбюро отдела собкоровской сети, и я начал диктовать: "Срочно! В номер!"

Примерно через полчаса после моего звонка нас всех, агитбригаду и пяток московских журналистов, поселили по двое в номере, демонстрируя тем самым, как "забита" гостиница. Захарченко, боясь храпа, попросил меня быть его соседом, за что я благодарен ему: он приехал с какой-то встречи глубокой ночью, когда я уже крепко спал. А заметка в «Комсомолке» вышла утром: это была бомба для прибалтов, если вспомнить, что на дворе – 1983 год и что в стране ничего не было ярче и крепче дружбы народов и понятия советский человек. Кстати, мы так и не увидели наплыва в гостиницу тружеников местных полей и ферм, значит, это была всё же спланированная провокация.