Наша Победа. Мы – её дети

Одну мысль, которой пока ещё ни с кем не делился, я вынашивал тогда: неплохо бы провести слёт мальчишек города в этих местах, но нужны были реальные договорённости с командованием расположенных здесь воинских частей. Слёты уже седьмой год устраивал горком комсомола, где я курировал школьников и студентов. Очень хотелось мне именно на "дороге жизни" поговорить с Кузгиновым и офицером из военкомата с погонами полковника, склонить их на свою сторону.

Сказать, что в то время дорога была труднодоступной, значит, ничего не сказать: не раз солдат останавливал машину и просил нас, троих пассажиров, пёхом следовать за ним. Я не верил своим глазам, когда видел на фоне ярко-голубого неба задравшийся капот "Уазика", казалось, ещё мгновение… и машина перевернётся в воздухе. Недавно посмотрел в интернете фото и ролики нынешних путешественников, прорывающихся к Муста-Тунтури на джипах: нам такая дорога и не снилась. Целые куски сопок срыты для проезда, узкие места расширены для свободного прохода машин. А я помню, как тогда позвонил помощнику комдивизии и тот прямо сказал: просите вертолёт или тягач-вездеход, иначе за вашу жизнь не дадут и три копейки. Но свободной техники, как всегда, не было, уже заканчивалась первая половина августа, зима здесь могла обрушиться в сентябре, а откладывать нашу поездку до следующего года не хотелось. Тем более, полковник из военкомата твёрдо заверил: несколько раз по делам службы он ездил туда на обычном "Уазике".

Что запомнилось кроме экстремальной дороги? Когда преодолели перевал и ехали почти равниной, то на всём пространстве, куда достигал глаз, цвёл Иван-чай. Он был настолько красным, даже, скорее, ярко-бордовым, что я сначала не узнал его, даже уточнил у Ивана Михайловича: откуда здесь взялся мак. Тот попросил остановить машину рядом с небольшим ручьём, сказал:

– Вот и повод сделать привал… Пусть наш юный коллега разглядит короля тундры, а я порыбачу часик. Вань, – обратился он к полковнику, – накрой стол, припасы у меня в рюкзаке… А ты, комсомол, идём со мной изучать мир Севера.

Мы с ним не шли, а плыли по зарослям Иван-чая, чьи цепкие стебли доходили до самой воды чистейшего ручья, по дну которого, перебирая боковыми плавниками как лапами, будто ползали приличных размеров рыбины.

– Удивительно, – не удержался я, – воды-то почти нет, как они умудряются жить-расти, давать потомство?

– Это – кумжа, но она скоро спустится в залив. Щас мы подбросим ей наживку, – он быстро приготовил удочку, похожую на зимнее удилище, нацепил белого червя-опарыша, которого достал из пластмассовой коробки с дырочками, сделал заброс. Рыба взяла тут же, наживка не успела достичь дна, – вот почему здесь категорически запрещена рыбалка, ха-ха-хее, – рассмеялся ветеран. Так он выловил несколько рыбин, пока мы кипятили чай, готовили бутерброды с сыром и колбасой, он колдовал с кумжей, резал-чистил её, солил, заворачивая в марлю и аккуратно укладывая в рюкзак, – вечером попробуем свежачок, а Иван? – обратился он к полковнику, – вот тогда и распечатаем наркомовский НЗ…

– Нет возражений, товарищ ветеран, – сказал тот, – думаю, наших солдат в войну здорово выручала рыбка?

– Уверен, – ответил ветеран, – но я воевал на море… А к рыбалке пристрастился уже после войны, когда в Ловозеро меня перебросили предрайисполкома. Вот где рыбы-то! Местные саамы знали толк не только в оленях, но и в рыбалке, не зря селились на берегах крупных озёр.

Встречали нас, как правило, замполиты воинских частей, молодые, крепкие ребята, тренированные, улыбчивые, но о цели нашего приезда спрашивали аккуратно, с настороженностью. По тому времени, гражданские гости бывали здесь крайне редко, требовался особый пропуск-разрешение для въезда на территорию полуострова. Конечно, все хотели встретиться с ветераном боёв в Заполярье, а Иван Михайлович готов был выступать без перерывов, хоть целый день. В первом же дивизионе ПВО, даже не успев пообедать, все собрались в клубе. Лекции не было: ветеран сидел на стуле посредине сцены, ему задавали вопросы, он отвечал. Был и такой вопрос: о допуске на полуостров студенческих стройотрядов, поисковиков из школ и мореходных училищ с одной целью – помочь навести порядок на захоронениях наших солдат, очистить территорию от искорёженного металла – остатков беспрерывных боёв. Полковник из военкомата сказал, что он здесь для составления специальной карты, чтобы определить места будущих перезахоронений. Я подтвердил информацию о том, что головной студотряд из Ленинграда уже работает на мемориале защитникам Рыбачьего и что с будущей весны сюда поедут отряды студентов-северян.

К этому времени на ручье, за чаепитием, мы успели обговорить между собой варианты проведения здесь слёта мальчишек, лучших юнармейских отрядов, человек на триста. К сожалению, большего количества не смог бы взять даже самый вместительный пассажирский пароход "Вацлав Воровский", приписанный к морскому вокзалу. Конечно, идею поддержали и ветеран, и полковник, и теперь мы лишь ждали встречу с командиром местного гарнизона и начальником политотдела.