Наша Рыбка

Я тут же вспомнил о том, что случилось ночью между мной и Иришкой. Что, если на секунду представить, что я бы толком не проснулся и… Господи, как же мерзко.

– И я поняла только одно: нужно было уйти вчера, как я и собиралась. Уйти, ничего не услышав от вас. Вы снова все усложнили.

Кофейня, которую я нашел, казалась каким-то совсем необычным местом. Она была не такая, какими они бывают всегда – не камерная и полутемная, а огромная, с высоченным бежевым потолком и большими люстрами под ним. У стены стояла массивная витрина черного цвета, где под искусственным светом лежали ягодные пирожные. Столики, напротив, оказались низенькими и неширокими. Мы выбрали один у дальнего окна, занавешенного гирляндами, которые словно переходили изнутри здания прямо на улицу и создавали плотный навес над дорогой.

И ответ Ясны запомнился мне этим золотым свечением лампочек:

– Ваши неуместные признания все меняют, конечно.

Я перебил ее:

– Ясна, они ничего не меняют. Тебе могло показаться, что мы просто хотели тобой воспользоваться. Я понимаю, что так это и выглядело. И, возможно, в самом начале так и задумывалось. Слушай, никто из нас двоих никогда не знакомился с девушками в метро, и никто из нас не спал с незнакомками. – Я посмотрел на Петю, он согласно кивнул. И правда, никакого вранья. Дроздову я хотя бы пару раз видел до этого. – То, что произошло, и для нас было… не совсем обычной ситуацией. Все это время, пока ты считала нас извращенцами и думала, что мы успокоимся только после того, как затащим тебя в постель, я изводил себя мыслями о тебе. Ты мне постоянно снишься – вот даже сегодня снилась. И, как видишь, мы не успокоились даже после… ты понимаешь. И если ты думаешь, что мы звонили и просили о встрече, чтобы снова с тобой переспать, ты ошибаешься. Я пригласил тебя вчера потому, что хотел снова увидеться. Мне большего не нужно.

– Подтверждаю каждое слово, – миролюбиво сказал Петя. – Но не отрицаю, что представлял, как зажму тебя в темном углу, пока все будут напиваться у Чехова на кухне.

Я увидел, как она поджала губы, словно пыталась сдержать смех, и дернула темной бровью.

– Значит, мы можем попробовать оставить все как есть?

– Но вчера ты сказала, что это невозможно.

– Наверно, я просто не хочу уходить. По крайней мере, сегодня. Но и выбирать из вас я тоже не хочу. Может, это получится как-то само собой?

– Как ты себе это представляешь – встречаться с двумя парнями, которые знают друг о друге?

– Не представляю совершенно. Скорее всего, ничего не выйдет. Но надо попытаться.

Над нами замигали и вдруг погасли все лампочки.

Глава одиннадцатая

Я сидел в гостиной один. Было почти темно – только небольшое, тусклое пятно света выползало из-за полки над дверью. За окнами шел густой-прегустой снег.

«Скорее всего, ничего не выйдет».

«Конечно, ничего не выйдет! Я не смог объяснить сразу, но объясню тебе теперь! Неужели ты не знаешь, почему все это нелепо, невозможно? Невозможно сказать то, что произносят шепотом, стоя друг к другу совсем близко. То, что говорят, оставшись наедине, то, от чего по телу расползаются мурашки. Постой, знакомо ли тебе это чувство, когда только для тебя сменяются времена года и по ночам светит луна? Есть ли у тебя тайны, которые ты сможешь рассказать только одному-единственному человеку, – а если есть, неужели этим человеком не стану я? И ты станешь молчать, пока мы оба будем ждать от тебя откровений?»

Я бываю очень сентиментален. Иногда бестолковая, какая-то бытовая романтика просто переполняет меня. Я ощущаю тоску, когда смотрю на сумеречное, оливковое к горизонту небо, на фоне которого черными башенками выступают уснувшие городские дома. Но о чем тоскую? О жизни, которая проходит там без меня? Или о людях, которые без моего участия проживают свои судьбы, о людях, которых я никогда не узнаю? А еще эти чужие дворы! Когда летний вечер прямо оседает на яблонях. Кот в окне первого этажа. Резные тени деревьев на кирпичной кладке. Или это тоска по прошлому? Но в прошлом моем почти ничего не было – не о чем грустить и нечем восхищаться!