Наша Рыбка

– А-а-а, – протянул он. – Поднимайтесь. Поедем в больницу.

В голове полный сумбур. Невозможно рассказать историю связно.

Почему-то тогда мы с ней не поехали. Нас не взяли. Ничего не помню… Наверное, она сама сказала нам остаться. Провал в памяти сменяется следующей картинкой: мы у нее дома. Валяемся на диване. Петя рассматривает рану у нее на голове. Небольшая, говорит, заживет быстро. Только зачем они зеленкой намазали?

Засмеялись. Не было там никакой зеленки. Его тупые шутки.

– Я вчера посмотрел «Воображаемую любовь», – вдруг сказал Воронцов. Голос его звучал невнятно – теперь он щупал пальцами свою губу. Она уже не выглядела распухшей, зато воспалился шрам. Но обсуждать кино Воронцов мог в любом состоянии. – Дерьмо, а не фильм.

– Разве? – удивилась Ясна.

– Только не говори, что тебе понравился. Ни одной правдоподобной сцены и такая страшная баба!

– Но Луи Гаррель! – Ясна приподнялась на локтях.

– Его появление в самом конце хоть немного спасло положение.

– Что на очереди?

– «Роскошная жизнь».

– Я так понимаю, ты теперь смотришь только фильмы про тройничок? – развеселился я.

– А я так понимаю, ты их уже все посмотрел? – съязвил Петя. – Что остается? Может, хоть там есть подсказки, как быть… втроем.

– Ты считаешь, любви между тремя людьми не существует? – спросила Ясна.

– Она существует. Но только один миг. Нестабильна, как изотоп урана. – Он взял пальцами прядь ее волос и сделал себе усы.

– Интересно, и что же у нас это был за миг? – Рыбка скептически дернула бровью.

– Каждый миг, когда мы вместе. Мы – сбой в системе. Знаешь, природная аномалия. Самый позорный божественный просчет.

– А-ах, представляю эту фразу в кино! Как на ней замирает сердечко у всех малолетних зрительниц, а их парней начинает тошнить.

Я снова рассмеялся.

Мне нравилась ее подростковая способность одновременно любить и отрицать что-то.

Например, бутафорскую новогоднюю мишуру и суету, создаваемую вокруг праздника. Идя вдоль витрин, она рассуждала, как все это насквозь фальшиво. Но дома не отлипала от нашей наряженной елки и гирлянды развешивала повсюду, на всех доступных поверхностях – разве что только не на мне.

Или вот эзотерику, которой увлекалась Полина. Ясна снисходительно посмеивалась над ее заявлениями о прошлых воплощениях и чакрах, зато у нее самой на стене красовалась странная схема под названием «Дерево Сефирот». Я потом погуглил. И офигел.

Ну и Петину романтику, конечно же. Бесконечный источник отрицания и любви.

– Так что в больнице сказали? Отчего обмороки?

Ясна уселась на кровати, положив на меня ноги.

– В той, куда они меня привезли, ничего не сказали. Отправили туда, где я наблюдаюсь. А там… там… В общем, выяснили, что метастазы уже в лимфе, – она усмехнулась, словно говоря: «Вот видите, я же знала, что все так будет». Словно ей удалось доказать что-то, словно она выиграла важный спор. Только у кого выиграла?

Воронцов часто задышал и побледнел. Я, наоборот, замер. Тошнотворный тяжкий холод выполз из-под кровати и скользнул мне под футболку.

– Это ведь может быть ошибкой?!

– Не думаю. – Она пожала плечами.

Воронцов притянул ее к себе, как сомнамбула, и уткнулся в самое неудобное для этого место: соединение шеи с ключицей. Он долго безжизненно глядел вдоль своего клюва, словно дальше не было никакого пространства.

– Не бойся… – раздался ее шепот. Я видел, как закрылись его глаза, как натянулись на веках тонкие голубоватые венки. Видел, как погасла и зажглась ослепительно-золотая гирлянда, повторив ритм моего дергающегося дыхания. Как тень от елки накинула сеть на всю комнату, а потом исчезла. Видел, как уходит время.

– Не бойся, – повторила она, – я тебя не оставлю… Всегда буду с тобой. Пока мы вновь не встретимся…

– Молчи, Ясна, – глухо оборвал Петя.

– Смерть… вдруг… ну вдруг она ничего не значит? Вдруг ею ничего не заканчивается?

– Молчи, пожалуйста…

Мне нечего было добавить. Я отвернулся и уставился на узор обоев. Повторяющаяся лилия династии Валуа. Или это ирис? Лилия или ирис? Она умрет… Неужели? Нет, стоп. Лилия. Пожалуй, пришло время вспомнить всю династию французских королей. Вдруг это поможет отвлечься.

Метастазы. Интересно, медицинские термины нарочно задуманы звучать так мерзко, так, что сводит зубы и горит где-то под солнечным сплетением?

Рак разрушал ее тело. Сначала я бежал от него, будто это могло что-то изменить. Сознательно не выводил Рыбку на разговоры о болезни. Но тяжелая тема безмолвно повисла между нами. Мы улыбались друг другу и обнимались под одеялом, но что-то надвигалось, придавливало нас к кровати. Что-то будто отсчитывало часы – я так и ждал, что в голове прозвучит незнакомый голос и скажет: «Всё, ребята, пора расходиться». Я до конца не понимал, как можно теперь радоваться всяким мелочам – фильму, сданному зачету, удачно проявленной пленке, – когда случилось такое… Друзья планировали собраться на новогоднюю вечеринку у Морозовых, обсуждали подарки, договаривались, кто что покупает. Я тоже участвовал. Но только физически. А на самом деле даже не слышал, о чем они говорят.