Наша старая добрая фантастика. Цена бессмертия

— Мы выйдем отсюда, — ответил я, мысленно прикидывая толщину стены. — Да, выйдем. И ваша идея уже не будет тайной. Я все-таки верю, что человечество как-нибудь справится с ней. Наденьте шлем.

Он с недоумением повиновался.

— Встаньте сюда, прикройте меня. Будут брызги, — сказал я и вытащил бластер.

Эксперты, понаехавшие потом на Амброзию, установили: компьютер лишь слегка поднял температуру коллекторов, в которых хранилась белковая плазма, синтезированная Минским. В плазме началось брожение, масса ее резко возросла, и стальные резервуары лопнули под натиском загустевшего студня. Это понадобилось компьютеру только для того, чтобы устроить на станции несколько ловушек и загнать в одну из них Пахаря. Всех других людей компьютер изолировал, запер в отсеках, а в пустых помещениях включил режим консервации. Естественно, что тем из наших ребят, которые все-таки вырвались на волю, автоматический демонтаж помещений показался концом света. Это дало им повод для стрельбы, погонь и прочих ковбойских штучек. Хорошо еще, что ни у кого из них не было бомбы.

Я пишу эти строки в дни, когда следствие по делу Пахаря идет полным ходом. Работает несколько комиссий, все происшедшее изучается на высшем уровне, и о результатах нам не сообщают. По-моему, даже Мейден не знает, о чем там говорят. Однако среди наших ходят слухи, будто в судебных кабинетах события на Амброзии квалифицируются как «суицидальный акт». Если это действительно так, я аплодирую мудрости прокуроров. Ибо за попытку самоубийства, как известно, не судят. По-моему, нам сейчас гораздо важнее судить себя, чтобы понять, почему эта попытка имела место. Почему умный человек, талантливый ученый, которому удалось смоделировать на компьютере коренные моменты человеческой судьбы — стремление к истине, любовь, смерть, — совсем не обрадовался этому? Испугался, что благодаря ему, благодаря грядущему «шефству» компьютеров счастливое человечество очень скоро превратится в толпу праздных потребителей, в стадо свиней?

Да, есть немало тех, кто убежден, что природа человека низменна, что рано или поздно весь род людской, соблазненный могуществом техники, свернет к корыту, зароется в грязь. Иным «философам», вроде Балуанга, это позволяет оправдывать духовный разврат, которым они торгуют направо и налево. Увы, во время того нашего разговора с Балуангом я не сумел ему достойно возразить. Однако теперь, после событий, участником которых я был, я знаю, чем могу ответить. Я просто расскажу о Пахаре — о человеке, который предпочел лучше умереть, чем согласиться на компьютерное счастье. Мне очень понятна и близка его отчаянная тяга доказать и машине, и самому себе, что человек все-таки выше, сложнее, глубже любой компьютерной программы и даже того, что он сам о себе думает.

Я бы очень хотел узнать Пахаря поближе, и мне теперь жаль, что я так долго и глупо видел в нем заурядного брейкера. К сожалению, когда я вывел Пахаря из кессона и снял с него наручники, у нас уже не было ни минуты на философские разговоры. На другой же день примчался Мейден, забрал Пахаря с собой, и больше я его не видел. Дело, конечно, сразу же засекретили, и я даже не узнал подлинного имени этого человека. Для меня он так и остался Пахарем. Единственное, что мне известно о нем, — что он кибернетик и что его родной язык — русский.

А ведь было бы очень важно узнать и понять, откуда появляются такие люди, в каких условиях они росли, что на них влияло, на каких идеалах они воспитывались. Поэтому я призываю: пусть над делом Пахаря работает не только наш брат — служащие ООН, полицейские и юристы, но и ученые — обществоведы, философы. Может быть, это поможет нам сделать так, чтобы людей, которые стремятся ныне в «мыльные клубы», появлялось все меньше. Пока же их много, очень много. И порой мне кажется, что число их растет...

Нет, я все-таки не знаю, куда идет человечество. Меня одолевают сомнения то с одной, то с другой стороны. Когда я занимаюсь на своих астероидах подпольными кабаками, «мыльными клубами» и прочим выплывшим в космос скотством, я думаю, что негодяй Балуанг в чем-то прав. Но иногда мне вспоминается кессонная камера, голос Пахаря, драма человеческой жизни, которая прошла передо мной, и тогда я начинаю сомневаться: а точно ли дьявол способен в изобилии одарить людей «хлебом духовным»? И так ли уж неуемно стремление человека без труда и пота вкушать его?

1982 г.

Михаил Пухов НА ПЕРЕКРЕСТКЕ

1

— Кругом полный порядок, — доложил вахтенный штурман «Мирного» Станислав Рудь. — Эфир чист, космос прозрачен. Ничего особенного за время вахты не случилось. Никаких происшествий.

— Так, — сказал Синицын. — Чист, говорите. Где у вас бортжурнал?

Станислав Рудь протянул ему плоскую катушку журнала. Синицын вставил ее в проигрыватель, нажал клавишу. Проигрыватель не работал. Синицын привычно повернулся к распределительному щиту. Взгляд его упал на экран переднего вида.

— Это еще что такое? — спросил он.