Наша старая добрая фантастика. Цена бессмертия

От Челышева он не ждал утешения.

«Не Арианец, не Цветочник, не землянин... Охотник прав... Мною надо заниматься серьезно...»

— Значит, вы не сдвинулись ни на йоту? — он вдруг ощутил непонятное ему самому удовлетворение.

— Ни на йоту, Хенк.

— А может быть, именно это и подтверждает, что тут нет особых проблем? — надежда вспыхнула в Хенке ярче ракеты, взорвавшейся прямо в кроне дерева, наклонившегося над стойкой.

— Нет, не означает, — сухо ответил Челышев. — Проблема есть. Это очень древняя проблема, Хенк. Проблема гомункулуса, помнишь?

И повторил:

— Проблема гомункулуса. Помнишь об этом?

Челышев не мог высказаться яснее.

Гомункулус.

Этим термином философы древней Земли обозначали когда-то крошечного гипотетичного человечка, якобы существующего в каждом человеке — ошибка, в которую, кстати, весьма легко можно впасть. Спросите любого: как он видит, как он воспринимает окружающий его мир, и всегда найдется человек, который ответит, нимало не смущаясь: ну, как... там у нас, где-то в голове, есть, наверное, что-то вроде маленького телевизора...

Но кто смотрит в камеру этого телевизора?

— Послушайте, Петр, — сказал Хенк. — Я настаиваю на своей просьбе. Я требую связать меня с Землей.

— Мы уже отправили официальный запрос.

«Вот так... Они все учли...»

Хенк вяло помахал рукой:

— Ладно... Тогда до встречи.

Бармен Люке и звездный перегонщик Ханс ничего не поняли в беседе, но Ханс хмыкнул недружелюбно:

— Что надо от тебя Охотнику?

— Ты и Охотников не любишь?

— Есть верная примета, — усмехнулся Ханс. — Где появились Охотники, там жди неприятностей.

— Еще титучай! — потребовал Хенк, но тут же отменил заказ. Он не хотел больше пить.

— Как мне добраться до двери? — он ничего не видел в тумане.

— Шлепай прямо по лужам, мимо дверей не промахнешься, — посоветовал бармен. — Все это призраки, Хенк. В определенном смысле, Хенк, все мы — призраки. Правда?

Хенк молча пошлепал прямо по лужам, по жидкой грязи, в которой корчились какие-то мерзкие отростки, пузырилась вода. Мутный воздух отдавал тлением. Рядом дрогнула, отклонилась заляпанная эпифитами ветвь, в образовавшуюся дыру глянули сумасшедшие глаза.

— Я ищу людей! — услышал Хенк. — Мне нужны люди!

Хенк выругался.

Он не хотел слышать о людях.

Он не знал, кто он сам.

Он чувствовал, что он сам заблудился.

И заблудился крупно.

12

За время работ в Нетипичной зоне Хенк привык оперировать миллиардами лет. Он привык думать, что какой-то запас времени у него всегда есть. Теперь никакого запаса у него не было. Он шел, не зная, не понимая, куда идет, пока не уткнулся в прозрачную стену силовой защиты.

Он поискал выход.

Выход нашелся — прямо на космодром.

Хенк издали увидел исполинское тело «Лайман альфы» с рогоподобным выступом в носовой части. «Там Шу, — обрадовался Хенк. — Шу мне поможет».

Смиряя себя, заставив себя не торопиться, медленным прогулочным шагом он двинулся к «Лайман альфе». Челышев запретил ему посещать корабль, но Хенк не хотел подчиняться Челышеву.

Брюхо «Лайман альфы» нависло над ним, как небо. Хенк подал сигнал, и люки открылись.

«Понятно, почему меня не остановили...» — с «Лайман альфы» был снят курсопрокладчик.

— Были гости? — спросил он.

— Да, — ответила Шу, и Хенк готов был поклясться, что голос ее дрогнул.

— Мы задерживаемся.

— Надолго?

Хенк не ответил.

Он тяжело опустился в кресло, и оно сразу приняло под ним максимально удобную форму. Слева от Хенка выдвинулся планшетный столик. Сейчас на нем стоял высокий бокал. В прозрачной воде плавали кусочки льда. От бокала несло холодком одиночества. Поежившись, Хенк пригубил зашипевшую на языке воду.

— Шу, — сказал он. — Мы влипли в историю.

— Я знаю, — помолчав, ответила Шу.

— Как ты можешь знать?.. — начал он, но Шу его перебила:

— Ты главный и единственный объект моего внимания, Хенк. Что в этом странного?

— Значит, ты знаешь обо всем, что мне рассказывал Челышев?

— Конечно.

Хенк не знал, кто ставил модуляции Шу, но, несомненно, это был классный мастер.

— И ты... — начал он.

— Я все знаю, — перебила Шу. — Я не могу чего-то не знать о тебе, Хенк. Ведь в некотором смысле ты — это я. Ты ведь это пришел узнать, правда?

Бокал выпал из разжавшихся пальцев Хенка, но не долетел до пола. Гибкий щуп, вырвавшийся из подлокотника, перехватил бокал прямо в падении и снова водрузил на столик.

— Зачем ты это сделала, Шу?

— Ты спросил. Я ответила.

— Нет, я говорю о бокале.

— Ты хотел, чтобы он разбился?

— Да.

Планшетный столик резко дернулся, осколки стекла разлетелись по всему полу, но Хенк не ощутил удовлетворения.

— Что означают твои слова, Шу? Ты же не хочешь сказать, что я всего лишь какая-то часть своего собственного бортового компьютера?

— В определенном смысле это именно так, Хенк.

— Выходит, я даже не протозид? Выходит, я просто часть машины?

Он никогда не разговаривал с Шу таким тоном.

Шу промолчала.

Обиделась или не хотела его огорчать.

— Свяжи меня с Памятью, — попросил он.