Наша Светлость

   Многие, полагаю, не дождутся. И вот совершенно их не жаль.

   - Леди, берегите себя, - это почти пожелание удачи. И я хочу ответить, но не знаю, что принято отвечать в подобных случаях. Кайя же легко забрасывает меня на спину Горы. И сам взлетает в седло.

   - Удобно?

   Вполне. И надежно - Кайя обнимает меня и укрывает плащом.

   Гора ступает мягко и бесшумно почти. Есть в ее движениях что-то кошачье...

   - Мы кота забыли.

   Как-то нехорошо...

   - Сержант присмотрит за ним. За всеми присмотрит.

   На мосту Гора переходит на рысь, и гулкие удары копыт съедает эхо. Оно на нашей стороне. А ветер спешит замести следы. На мгновенье выглядывает луна и тут же прячется, словно опасаясь, что ее сочтут сообщницей.

   Город дремлет.

   Улицы пусты. И на крышах домов прирастают сугробы.

   Мы минуем площадь и храм, почти растворившийся в черноте ночи. Городская стена выплывает белой лентой, разорванной круглыми башенками. Редкие огни. Стража. Безотчетный страх, над которым я смеюсь - кто осмелится задержать Кайя?

   Звук доносится со стороны моря. Он прорывается сквозь камень и снег, рассыпаясь на осколки, которые умирают под копытами коня. И Кайя останавливает Гору.

   Рвется и срастается такая знакомая, такая чудесная песня, переплетаясь голосами, каждый из которых - лишь отражение другого.

   - Паладины пришли, - Кайя подымает меня, придерживая обеими руками, хотя кобыла его стоит спокойно. - Я хотел показать тебе остров. Там я отдыхаю. Одна ночь в году...

   ...и ее лишили.

   - Там красиво?

   - Очень.

   ...белый-белый камень, вырастающий из самого моря, созданный бабочками и оттого сохранивший эхо жизни. Зимнее море ластится к ногам. Лунная дорожка соединяет далекие берега, но вряд ли кто рискнет пойти по этому мосту.

   Из людей.

   Паладины появлялись с подлунной стороны, предупреждая пением.

   - Сначала он приходил один. И мы разговаривали. Точнее говорил я, но казалось, что он понимает. А пару лет назад привел ее...

   Он много больше и выглядит грузным. Он идет низко, почти задевая крыши домов, точно пытаясь встать между землей и небом, защищая тех, кто дорог.

   Она - легче, изящней. Ее шкура в лунном свете отливает серебром, и этот наряд ей к лицу.

   - Сейчас вот... - Кайя указал на третью тень, спрятавшуюся в облаках. - Наверное, хотел познакомить, а меня не будет.

   - Он вернется.

   Паладин замер. А песня сменила тон. Теперь в ней слышался вопрос, который Кайя понял:

   - Я должен. Мне тоже есть кого защищать.

   И снова вопрос. Сомнение.

   - Не от тебя. От людей. Я вернусь. Обещаю.

   Его слышат и более того - понимают. Вздох. И пожелание удачи. Взмах плавников, рождающий ветер, и паладин подымается выше. Удар хвоста - воздух стонет под тяжестью туши - и он исчезает в рыхлых перинах облаков.

   И песня смолкает.

   А я откуда-то знаю, что паладины не пойдут к острову, потому что встреча, ради которой они приходили, уже состоялась.

   - Не считаешь меня безумным? - Кайя заставляет сесть.

   - Нет... ты должен запретить охоту на них!

   Потому что именно она - истинное безумие.

   - Пытаюсь. Но люди привыкли охотиться. На них. Друг на друга. Не важно, на кого. По-моему, им просто нравится убивать.

   Ну вот, разбередила душу.

   - Те, кто нас создал, думали, что у людей не хватает времени. Что если дать время, то они изменятся. Наверное, прошло еще слишком мало...

   Юго едва не упустил момент.

   Он лежал на крыше, голым животом на снегу, и снегом же укрытый. Винтовка примерзла к рукам и щеке, останутся следы, но это больше не имело значения.

   Наниматель мертв.

   Позер.

   И трус, если не хватило силы духа довести до конца то, что задумал. Крови испугался?

   Или ответственности?

   Собственных эмоций? Одно дело причинять боль незнакомым людям. И другое - видеть, как страдает тот, кто успел стать близким. Видеть и не отступать.

   Пожалуй, упрямство нанимателя стоило уважения.

   Плевать. Контракт заключен. И его не отменишь.

   Юго позволил цели приблизиться. И палец лег на спусковой крючок. Дыхание привычно остановилось, лишь сердце билось в прежнем ровном ритме.

   Но потом появились паладины, и все перемешалось. Их голоса проникали в Юго, выворачивая наизнанку, пластая на проклятом снегу под неподъемным грузом призраков.

   Нет, Юго ни о чем не жалел.

   И вряд ли изменил бы прошлое, появись у него такая возможность.

   Он просто плакал, уткнувшись в пуховое покрывало зимы. И когда осмелился поднять голову, то оказалось, что цель ушла.

   Почти.

   Перекрестье прицела. Знакомая тяжесть оружия. И дрожь в ногах. Главное, руки помнят, что делать. Далеко... ненадежно... и перед глазами плывет.

   Но мысленно попросив прощения - прежде он не опускался до подобных глупостей - Юго нажал на спусковой крючок...

   Ему бы хотелось промахнуться.