Наша Светлость

   - Вы замерзли. И если не согреетесь, то умрете, - добавила она совсем тихо, испытывая одно желание: сбежать.

   - А ты, значит, греть пришла?

   Вот как с этим человеком нормально разговаривать?

   Надо успокоиться. Больные люди грубят, потому что им больно. Так мама говорила. А тану, судя по всему, больно постоянно. Наверное, это возрастное. Но Тисса потерпит. Ее долг заботиться о муже.

   Хотя он явно против.

   - Греть будет ванна. И вино. Горячее.

   Их Сиятельство все-таки соизволили подняться. От помощи Тиссы отмахнулись, пробурчав:

   - Ванна. Вино. Женщина. А я не в состоянии...

   - Что не в состоянии?

   - Ничего не в состоянии. Позор. Гавин!

   К счастью, Гавин появился вовремя, чтобы удержать тана от падения. Ну не в одиночку... все-таки зачем тан таким большим вырос? Это крайне непредусмотрительно с его стороны. Может, поэтому в балладах часто упоминают об изящном сложении героев? Таких, наверное, тащить легче. И коням в том числе.

   Над ванной подымался пар, и Тисса проверила воду. Ну конечно, оставалось Их Сиятельство только сварить. Ведь сказано же было - теплая, а не горячая. Мама предупреждала, что если вода будет слишком горячей, то сердце может не выдержать.

   А у него и так слишком часто бьется.

   Пришлось разбавлять холодной.

   Их Сиятельство стояли, упираясь руками и лбом в стену. Хорошо, что не говорили ничего под руку.

   - У вас голова не кружится? - Тиссе, кажется, удалось достичь нужной температуры.

   - Кружится.

   - Тошнит?

   - Уже нет. Ребенок, иди спать. Я сам управлюсь.

   Во-первых, вряд ли управится, во-вторых, Тисса всерьез сомневалась, что сумеет заснуть.

   - Вы ведете себя безответственно, - говорить следовало уверенно, но голос предательски дрожал. - И если вы отказываетесь от помощи доктора, то терпите мою.

   Вот у мамы получалось разговаривать с больными. Ее все слушались, даже папа. Правда он вечно ворчал, что сам разберется... а мама отвечала, что еще не готова стать вдовой.

   - Раздевайтесь, - сглотнув, велела Тисса.

   - Для тебя - с удовольствием.

   Ох, это не только неприлично. Это недопустимо! Особенно, если с удовольствием. Правда, оказалось, что руки Их Сиятельства не слушаются, и Гавину пришлось стаскивать грязную куртку, а потом и рубашку. Тисса поспешно отвернулась.

   Однажды она видела папу без рубашки. Но это было давно! И папа - это же совсем-совсем другое... если бы не разбитый затылок тана, которым предстояло заняться, Тисса немедленно бы вышла.

   А получалось, что уйти нельзя. Кто бросает дело недоделанным?

   И температуру воды следует постепенно повышать.

   Их Сиятельство в ванну не забрались - рухнули, выплеснув половину воды на пол. И на Тиссу - рубашка тотчас прилипла к ногам. А тан заорал:

   - Горячо!

   - Сидите. Вам так кажется. Вы просто промерзли насквозь.

   Тиссе пришлось обернуться. Она пообещала, что смотреть будет только на затылок... ну некоторые обещания крайне сложно сдержать. Спину тана покрывали старые шрамы и свежие синяки темно-лилового, черного почти цвета. Густо. Плотно.

   Страшно.

   Как он вообще ходит-то?

   И не просто ходит, но упершись руками в борта, пытается вылезти из ванны.

   - Пожалуйста, потерпите, - Тисса положила руки на плечи и поняла, что удержать его просто не сумеет. - Скоро жар пройдет. Вы должны прогреться. А я - осмотреть вашу голову.

   Его трясло, то мелкой, то крупной дрожью, переходившей в судорогу. Но это - хороший признак. Мышцы отходят. Всегда больно, когда мышцы отходят. Их надо бы растереть... Тисса пытается, но это то же самое, что растирать камень.

   - Гавин, помоги, пожалуйста.

   Помогает. Сосредоточенно, не обращая внимания на шипение Их Сиятельства. И лучше бы кричал в самом-то деле...

   - Я добавлю горячей. Выдержите?

   Кивок.

   А пульс еще ускорился, но не настолько, чтобы бояться за сердце.

   - Ребенок...

   - Что?

   - Спасибо.

   - Не за что. Сейчас посидите, пожалуйста, смирно.

   Тиссе нужны таз, тряпка и ножницы, потому как она подозревала, что просто расчесать слипшиеся волосы не выйдет. И оказалась права. Все спеклось в черно-бурый ком, который не желал размокать. Их Сиятельство терпели молча. Лишь однажды попросили Гавина добавить горячей воды.

   Волосы вокруг рваной раны Тисса выстригала аккуратно, а когда достригла, тан - ну неймется ему! - оттолкнул руку и сам ощупал затылок.

   - Ты шить умеешь? - поинтересовался он.

   - Я пробовала... на овцах.

   К людям мама ее не допускала.

   - Хорошо. Представь, что я овца.

   - Скорее уж баран, - не удержалась Тисса и поспешно добавила, - овца - девочка, а вы...

   - Мальчик. Мальчик-баран. Примерно так себя и чувствую.

   В кофре, который принес Гавин, имелся набор игл разной формы и толщины, шелковые нити, ножи и даже струнная пила - ее Тисса только на картинках и видела.

   - Извини, но я буду ругаться.

   И тан сдержал слово.

   К счастью, рана была не такой и длинной, Тисса в пять стежков уложилась. Страшнее всего было прокалывать кожу в первый раз. И она все медлила, уговаривая себя, что это все равно надо сделать, даже если будет больно. А больно будет, потому что Тисса не умеет шить и руки у нее трясутся.