— Вечером после своего возвращения в школу у меня возникло искушение поверить, что жизнь вошла в свою прежнюю колею и что после хорошей ночи сна мой недуг рассеется наконец. Но не тут-то было — утром я все еще изводил себя, и на следующий день, и на следующий. Отныне пришлось терпеть еще и это, скрывая от посторонних глаз. Не мог же я навязать своим родителям больного, испытывающего отвращение к жизни сына, попасть в разряд неврастеников. Пришлось жить тайной жизнью, отягощенной бременем, которое невозможно ни с кем разделить. В возрасте, именуемом трудным, я стал в глазах и своих близких, и сверстников меланхоличным мальчуганом, замкнутым по самому расхожему определению, и, слыша, как его произносят все, понял, что я выиграл партию — сумел сдержать недуг. Чтобы предохранить себя от внешних угроз, я ограничил свои выходы из дому, чувствуя себя в безопасности только в своей комнате. Через окно я слышал голоса игравших на улице детей, иногда так зазывавших меня присоединиться к ним, но я знаком руки давал понять, что слишком занят. Ну что ж, вскоре призывы умолкли… Я ждал летних каникул, словно морской ветер должен был унести мои страдания. Потом ждал наступление отрочества с его обещаниями метаморфоз. Но и в этом новом теле маленького мужчины ничто из прежней механики навязчивых состояний не оставило меня. На мое шестнадцатилетие родители, в противоположность всем прочим, захотели подарить мне скутер, чтобы я начал выходить на улицу, не все время сидел взаперти, расширил поле своей деятельности, присоединился к компании сверстников. Но этому нежданному подарку я предпочел электрогитару — она представлялась мне единственным транспортным средством, пригодным для моих неподвижных странствий, тем, что было способно перенести меня в самые отдаленные края.
В этом пункте банкир не мог с ним не согласиться. Какую битву пришлось ему выдержать со своей дорогой дочкой, чтобы запретить ей скутер, о котором она мечтала. И речи быть не может! Слишком опасно! Еще один повод для конфликта, который они с трудом преодолели только через год или два. Чтобы стереть это дурное воспоминание, отец решил подарить своей дочери «мини-купер». В случае успешной сдачи экзамена это станет наградой. В случае провала — утешением. Машину должны доставить на этой неделе — цвета лаванды, который был заказан нарочно для малышки.
— Все подростки нуждаются в музыке, чтобы выстроить себя, они видят в ней высший смысл, говорят о ней с серьезностью и страстью, как позже будут говорить о политике. Для меня же речь шла, скорее, о некоей терапии, поскольку я заметил, что, когда целыми днями царапаю струны своей гитары, недуг оставляет меня в покое. Я стал следовать слишком экстравагантному для паренька моего возраста принципу: работать до изнеможения, чтобы сбежать от себя самого. Надо было видеть, как я, склонившись над инструментом и держа учебник по сольфеджио перед глазами, целыми днями повторял один и тот же аккорд, пока мать не начинала умолять меня найти другой. За эти долгие месяцы ученичества я понял, что всю жизнь буду прилежным трудягой, чернорабочим и что стрекоза во мне будет всем обязана муравью, который ее поносит. Едва вернувшись из школы, я бросался к своей гитаре — своей скребнице — и начинал обдирать об нее пальцы, пока меня не охватывало дивное успокоение, которого я дожидался целый день. Я нашел противоядие, которое позволяло мне продлить среднюю продолжительность жизни. Прошел Новый год. А учась в следующем классе, я встретил «Вошь попули».
— Кого, простите?