Читаем Наша улица (сборник) полностью

Держа свои стоптанные ботинки в руках, я на цыпочках крадусь к двери. Делая шаг, я балансирую на одной ноге, точно канатоходец. Скрипнул пол, и я замираю, не дыша, со страдальческой гримасой на лице, как в приступе острой зубной боли. Вот я уже миновал проходную комнату, где спят девушки-квартирантки: у одной густые рыжие волосы и широкое веснушчатое лицо, у другой, худенькой и бледной, черные волосы рассыпались по подушке в не слишком чистой наволочке.

Прислушиваюсь: комната хозяйки отделена от проходной тонкой стеной. Там тихо, не слышно ни кашля, ни храпа, ни малейшего шороха. Слава богу, миссис еще спит.

Осталась кухня. С легким сердцем я переступаю порог - и отшатываюсь, как будто меня толкнули в грудь.

На кухне стоит хозяйка. Из-за закатанных рукавов грязной кофты видны ее острые заскорузлые локти. Нагибаясь, она собирает с пола грязное белье и бросает в кипящий на плите котел.

Первая мысль: назад, к себе в угол! Но хозяйка уже увидела меня, хотя как будто и не глядела в мою сторону.

Она еще не успела произнести ни слова, но мне уже слышится: "Кем же это надо быть, чтобы в Америке..." Не раздумывая больше, я одним прыжком перескакиваю через кучу грязного белья и выбегаю на лестницу.

Пока я спускаюсь, до меня доносится протяжный, скрипучий голос хозяйки:

- Куда это вы так торопитесь ни свет ни заря? Боитесь упустить ваши важные дела, а, мис-те-ер? Ох-ох-ох, горемыка несчастный... Тоже жизнь называется...

1906

КАРЬЕРА ГАРРИ УИНСТОНА

1

Hазвание этой улицы - Орчард-стритзвучало как злая насмешка, как издевательство; меньше всего она была похожа на фруктовый сад в весеннем бело-розовом цвету. И благоухала она тоже совсем не так, как благоухают ранней осенней порой деревья, увешанные спелыми плодами. Место деревьев на этой улице, название которой так живо напоминало о зеленой листве, о прохладе, свежем воздухе и упоительных ароматах, занимали баки о мусором по обочинам тротуаров, а вокруг стоял тот неистребимый специфический запах, который неотъемлем от бедных кварталов во всех больших капиталистических городах. Короче говоря, Орчард-стрит была обыкновенной улицей трущоб, каких немало в "самом большом и богатом городе мира".

Казалось загадкой, как в этих трущобах - в полуразрушенных домах, без воздуха и света - могут жить люди. Однако найти свободную квартиру на Орчард-стрит было куда труднее, чем в каком-нибудь богатом особняке на Парк-авеню или Риверсайд-драйв, в кварталах "избранных десяти тысяч".

Эти дома с темными, грязными лестницами, насквозь пропитанные застойными запахами кухонных отбросов и мокрого белья, от подвалов до чердаков были набиты жильцами "второго сорта". В маленьких каморках, словно зернышки в гранате, теснились низкооплачиваемые рабочие, безработные и полубезработные, мелкие чиновники - "рабы крахмальных воротничков". Здесь же нашла пристанище целая армия людей свободных профессий - учителя, годами сидевшие без дела, музыканты и актеры, потерявшие ангажемент, журналисты, постепенно опустившиеся до трущоб Орчард-стрит, - все люди, некогда видавшие лучшие дни. Наконец, здесь ютились всякого рода темные личности, источник существования которых был известен им одним.

Была на Орчард-стрит и своя аристократия, свои, если можно так выразиться, "десять тысяч избранных", которые жили не в трущобах, а в стандартных домах казарменного вида, в маленьких квартирках с весьма скромными удобствами.

Собственно, известная часть этих "избранных" могла бы снять себе квартиры и получше, в более чистом квартале; однако привычка, а главное мысль о завтрашнем дне заставляла их держаться насиженного места. Никто не мог поручиться, что завтра сн не останется без работы. Чем он тогда будет платить за хорошую квартиру? Правда, тогда нечем было бы платить и за плохую квартиру на Орчзрдстрит. Но кто не лелеял в душе надежды, что в тяжелую минуту домовладелец смилостивится над старым жильцом и не станет выбрасывать его на улицу за неаккуратный взнос квартирной платы. Сладкие, но, увы, призрачные мечты!

К преуспевающим жителям Орчард-стрит принадлежала и семья Уинстонов. Соседи не помнили, чтобы Дэйв Уинстон сидел когда-нибудь без работы. Даже в самые тяжелые времена он работал не меньше трех-четырех дней в неделю.

Орчард-стрит завидовала Уинстонам.

Расположившись на ступеньках перед домом - излюбленном месте "женского клуба", куда обитательницы Орчард-стрит выходили вечерами подышать свежим воздухом, или на плоской крыше, где в душные летние ночи они искали спасения от жары и клопов, соседки частенько с Сеззлобной завистью судачили об Уинстонах.

- Счастливая женщина миссис Уинстон. Шутка ли:

яамужем за человеком, который не знает, что такое безработица!

- А зайдите к ним в дом - квартира обставлена ничуть не хуже, чем где-нибудь на Бродвее. Прекрасная мебель, ковры, патефон, кресло-качалка, холодильник.

Чего только у них нет...

- И все куплено в рассрочку, каждую неделю надо платить, - ехидно подхватывает какая-нибудь завистница.

- Ну что ж, хорошо, если постоянно работаешь и есть из чего платить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века