Наша вина

– На пути к этому, – ответил я, и как раз в этот момент появились девушки.

Ноа сменила джинсы на платье-футболку, прозрачные чулки и высокие сапоги. Распустила волосы, накрасила губы и глаза. Клянусь богом, я никогда в жизни не видел ее красивее.

Мое желание привести ее домой и уложить в постель возросло почти так же сильно, как и желание доставить ей удовольствие ночью. Она подошла ко мне с сомнением, отразившимся на лице.

– Все хорошо? – спросил я, сдерживая сильное желание притянуть ее к себе и целовать до тех пор, пока у нее не перехватит дыхание. Она кивнула, не глядя на меня. Я понимал, что на то, чтобы снова быть вместе, у нас уйдет время, но сейчас больше, чем когда-либо, мне нужно было заявить, что она моя.

Когда я завел машину, заметил, что Ноа беспокойно ерзает на сиденье.

– Что случилось? – спросил я, наблюдая за ней краем глаза, не отвлекаясь от дороги.

Ноа молча помотала головой, но я ясно видел, что ее что-то беспокоит.

– Ноа, ты можешь сказать мне.

– Просто… что мы скажем родителям?

«Это ее так беспокоит?»

– Ноа, не беспокойся о том, что скажут люди, хорошо? Родители знают нашу историю, мы скажем, что снова вместе, и, когда ты будешь готова, расскажем о ребенке.

– У мамы случится сердечный приступ, – сказала она тихо, глядя в окно. – Мы даже еще не знаем, будем ли мы вместе… Может, лучше пока ничего не говорить, по крайней мере, пока беременность не заметна?

Мы оба посмотрели на ее живот, и он был действительно почти незаметен, но это скоро изменится. Ведь ему уже пять месяцев. Родителям предстояло вскоре об этом узнать, как и прессе. Внезапно я почувствовал тревогу из-за желания защитить Ноа от любых сплетен, связанных с этой беременностью. Официально я все еще встречался с Софией Эйкен, поэтому, когда станет известно о Ноа, поднимется шум. Придется подготовить ее к этому.

– Не думаю, что мы сможем тянуть, но расскажем это, когда ты будешь готова, хорошо?

Ноа кивнула, и вскоре мы уже были в клубе. Было очень шумно, и я попросил открыть для нас кабинку. Дженна все говорила и говорила о ребенке, о том, как мы его назовем, где будем жить, в какой цвет покрасим его комнату… Вскоре это мне начало надоедать. Ноа пыталась подыгрывать подруге, но даже Лайон, казалось, понял, что она переступает черту.

Лайон и Дженна ушли танцевать, а Ноа стояла, наблюдая за толпой издалека. В какой-то момент Дженна вытащила ее на танцпол, и они немного потанцевали. Я следил за каждым движением Ноа, затаив дыхание, но понял, что с ней что-то не так, когда через десять минут она вернулась и села рядом со мной.

Ей было не очень весело.

– Хочешь уйти? Ты устала? – спросил я, когда в моей голове зазвенели сигналы тревоги.

Ноа выдавила из себя улыбку и помотала головой.

Мы продержались еще час, и в конце концов я настоял на том, чтобы уйти. Я знал, что с Ноа что-то не так, и, как бы она ни пыталась скрыть это от наших друзей, я думал, что все еще знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать ее душевное состояние. Мы попрощались с Дженной и Лайоном и ушли. Обратная дорога прошла в тишине. Я больше не мог этого выносить. Притянул ее к себе и обнял.

– Скажи мне, что тебя беспокоит.

Она обвила руками мою спину и прижалась щекой к моей груди.

– Наверное, было не очень хорошей идеей выходить сегодня, – прокомментировала она, не глядя на меня. – Все это уже не для меня, да? Вечеринки, ночные посиделки, университет… Я перестану быть собой, чтобы стать…

Я поднял ее лицо, чтобы заглянуть в ее глаза.

– Ты останешься собой, Ноа. То, что ты станешь матерью, не означает, что ты изменишься.

Она покачала головой, нахмурившись. Казалось, в ней шла внутренняя борьба.

– Нет, это не так. Ты слышал Дженну, она только и говорила, что о ребенке… Теперь люди будут видеть меня только мамой. Я больше не буду такой, какой была раньше, и это пугает меня, потому что я даже не успела понять, кто я такая.

Я не хотел, чтобы она продолжала, не хотел, чтобы думала, что ей придется от чего-то отказаться.

– Клянусь, ты останешься той девушкой, которую я встретил три года назад, Ноа… Той девушкой, которая сводила меня с ума, просто зайдя на кухню и бросив на меня ядовитый взгляд, той девушкой, из-за которой я потерял «Феррари». Той, что играла со мной в «Двадцать вопросов», той, что хотела стать писателем, путешествовать, открыть приют для животных, научиться серфингу, той, что клялась целовать меня каждый день жизни. Той, что однажды сказала мне, что не может иметь детей… Ты останешься той же, Ноа.

Она покачала головой и высвободилась из моих объятий.

– Я знаю, ужасно так думать. Я люблю этого ребенка, правда, люблю, – призналась она с глазами, полными слез. – Но я не хочу его сейчас, понимаешь? Я даже не знаю, что я буду делать завтра… Теперь я зависима от тебя, Ник, и, как бы ты ни настаивал на своем желании вернуться ко мне, я не могу притворяться, что последних нескольких месяцев не было…

– Ноа… – начал было я, но она оборвала меня.