Совсем рядом вдруг зашуршали шаги – и испуганная Мери осеклась на полуслове. Она быстро вскочила, оправила юбку, уже зная, кто это спокойно и уверенно идет через туман прямо к ней. И когда на обрыв вышел Рябченко, Мери встретила его прямым и холодным взглядом.
– Вас там уже ищут, – сообщил он, останавливаясь в двух шагах.
– Да… в самом деле, уже поздно. Мне пора. Позвольте, Григорий Николаевич…
– Я провожу вас.
– Не нужно. Так нельзя.
– На вас этот цыганский закон тоже распространяется?
– Не понимаю вас, товарищ Рябченко. – Мери попыталась обойти его.
– Вы напрасно меня боитесь, княжна, – негромко произнес он, доставая папиросу.
Вспышка огонька на мгновение озарила его лицо с опущенными глазами. И Мери, разом получив подтверждение своей догадке, вдруг почувствовала, что никакого страха больше нет.
– Я нисколько вас не боюсь, – отчеканила она. – Но мне надо идти. Вы же сами сказали – цыгане беспокоятся обо мне… А вам не стоит пачкаться беседой со своим классовым врагом.
Луна снова выглянула из-за облаков, и длинная тень побежала от ног Рябченко к речному обрыву. Мери невольно сделала шаг в сторону от нее. Рябченко, глядя в упор, шагнул вперед.
– Как вы, однако, похожи на своего брата, – усмехнувшись, спокойно произнес он. – Теперь я совсем не сомневаюсь.
– Что?.. – Мери показалось, что земля качнулась у нее под ногами. Она ожидала услышать все, что угодно, только не это, и сейчас не могла даже перевести дыхание, беспомощно ловя ртом воздух. – Но… но откуда… Как?..
– Я служил под началом поручика Дадешкелиани в Восточной Пруссии. – Взгляд Рябченко стал встревоженным; шагнув к девушке, комиссар придержал ее за локоть. – Мери, что с вами? Вам нехорошо? Хотите присесть?
– Нет… Не стоит… Но… – Мери во все глаза смотрела на командира. – Когда же это было?
– Летом семнадцатого года, – пожал он плечами. – После мы уже не встречались. Сейчас, вероятно, Зураб Георгиевич находится у Врангеля…
– Брат погиб в прошлом году на Кубани, – хрипло проговорила Мери.
– Вот как? Мои соболезнования, – не сразу отозвался Рябченко. – Он был храбрым человеком… и порядочным офицером, надо отдать ему должное. Мы, солдаты, его очень любили.
– Благодарю вас, – язвительно ответила Мери.
Рябченко промолчал. Спохватившись и освободив наконец из его руки свой локоть, Мери быстро зашагала к табору. Рябченко пошел следом.
– Многие офицеры царской армии перешли сейчас на нашу сторону. Вы, возможно, об этом знаете.
– Бог им судья, – не оглядываясь, сквозь зубы отозвалась Мери. – Значит, они забыли о воинской чести.
– Отчего же? Они присягали России и присяги не нарушили.
– России больше нет. И давайте не будем говорить об этом. Бессмысленно, нам все равно друг друга не понять. А мне нужно быстрей вернуться к табору. Я сейчас побегу, простите.
– Последний вопрос, Мери. Что вы намерены делать дальше?
– Хм… Могу спросить вас о том же.
Рябченко улыбнулся. Погасил папиросу о подошву сапога, не спеша пошел рядом с Мери. «В случае чего – кулаком в грудь, и бегом, – подумала девушка. – Он ранен, не догонит.
– Со мной все просто. Как только смогу держаться в седле – вернусь в строй. А вы, вероятно, доберетесь до Крыма с цыганами. А там сядете на пароход до Константинополя.
– Вы ошибаетесь. В Константинополе мне делать нечего, у меня там нет ни родных, ни друзей.
– Но ведь Крым очень скоро будет наш. И тогда?..
– А вы самонадеянны, Григорий Николаевич! – не удержалась Мери. – Насчет Крыма еще ничего не известно.
– Вы же понимаете, что это вопрос времени, – спокойно, без капли издевки возразил Рябченко. – Одна белая губерния не может долго сопротивляться тринадцати красным. И если бы не неприятности на польском фронте, Таврия уже была бы наша.
– В любом случае меня это не касается. – От его слов у Мери болезненно сжалось сердце: она понимала, что Рябченко прав. – Я намерена остаться здесь.
– В России?
– У цыган.
– Вы шутите?
– Ничуть.
Рябченко с интересом посмотрел на Мери; лунный свет блеснул в его темных глазах.
Некоторое время они шли молча. Впереди уже показались огоньки табора. Глядя на них, Мери медленно спросила:
– Вы не похожи на простого солдата. У вас правильная речь, вы образованны. Заканчивали университет?
– Если бы… – с искренней грустью вздохнул Рябченко. – Вы, княжна, ошибаетесь. Крестьянин Орловской губернии, извольте жаловать.
– Но… вы ведь где-то все же учились?
– Приютская школа… Я, видите ли, сиротой остался пяти лет. Мать надорвалась на поденщине, отец еще раньше сгинул в отхожих промыслах. Сестренок разобрали по родне, а я, поскольку никому не занадобился, был отправлен в приют.
– Как ужасно…
– Почему? – искренне удивился Рябченко. – Вы, наверное, никогда не жили в русской деревне?
– Нет. Не жила. Но…