Наша жизнь с господином Гурджиевым

Итак, в Уч Дере мы открыли деревянные ворота и обнаружили, что находимся в раю. Но долго им любоваться мы не смогли, потому что г-н Гурджиев тут же погрузил нас в водоворот новой работы. Когда мы с женой понесли багаж в определенную нам г-ном Гурджиевым комнату, мы обнаружили, что попасть в неё можно только через его собственную комнату. Днём это не было проблемой, но как же ночью? Но мы заметили, что в нашей комнате окно довольно низко от земли, и мы могли его использовать в качестве двери.

Мне и Захарову тут же поручили убрать в сараях; один из них был конюшней, а другой – сеновалом. Нам нужно было забросить сено на чердак. Оно было полно колючек, но нам нужно было брать его полными охапками. Мы не обращали внимания на царапины, придерживаясь установившегося темпа работы и её интенсивности. Работа была закончена к закату. Возвращаясь к дому, я увидел дерево прекрасных венгерских слив, очень сладких, с легко отделяющимися косточками. Несколькими днями ранее г-н Гурджиев предупреждал нас по поводу фруктов, советуя есть груши, а не сливы. Я был уверен, что он имел в виду не покупать фрукты с рынка, собранные грязными руками, так как на этой территории была серьёзная эпидемия брюшного тифа. Я решил, что фрукты с дерева будут безопасны.

На следующий день мы с г-ном Гурджиевым прошли около десяти вёрст, чтобы купить живых цыплят. На обратном пути я должен был держать их в руках, потому что у нас не было корзины. Это было ужасное задание, требующее постоянного внимания. Тот или иной цыплёнок всё время стремился выскочить, а тогда – иди лови его! Я держал их за лапки, и вскоре мои руки уже были покрыты свежим куриным помётом. Это было неприятно, в добавление к моему дискомфорту меня накрыла физическая слабость. Когда мы пришли домой, г-н Гурджиев сам зарезал и ощипал цыплят. Захаров и я стояли рядом, готовые ему помочь, если потребуется. Мы думали, что можем научиться чему-либо из того, что он делал.

Ночью я почувствовал себя совсем больным, началась сильная головная боль и что-то похожее на дизентерию. Но на следующий день г-н Гурджиев заставил меня не обращать внимания на моё состояние, встать на ноги и быть активным. Намного позже, когда я выздоровел, он объяснил мне, что благодаря этой активности я собрал определенные силы, которые помогли мне побороть серьёзную болезнь. В тот день я поехал с ним в Сочи за фруктами, и мы остались там на обед. На обратной дороге я лёг в линейке; болезнь прогрессировала. Г-н Гурджиев спросил меня, что произошло. Я рассказал ему, как я себя чувствую, и что я пытаюсь мысленно быть с ним. «Хорошо, Фома, хорошо», – сказал он.

На следующий день после бессонной ночи моя голова горела в лихорадке, и моя жена поняла, что нам совершенно необходимо найти другой дом неподалёку. Больному в таком состоянии, как я, нельзя было оставаться в комнате с одной кроватью и отсутствием комфорта; к тому же мы могли бы вызвать нашу горничную Марфушу, всё ещё находящуюся в Туапсе.

К счастью, прямо через дорогу моя жена нашла пустой дом, принадлежавший, по словам смотрителя, доктору Боткину, личному врачу царя. Доктор Боткин последовал за царём в ссылку в Сибирь (позже он был убит в то же время, что и царская семья). Этот дом был занят смотрителем, но он сказал, что есть ещё маленький домик в саду, который мы можем снять, если захотим. Это был чудесный маленький домик, буквально утопающий в огромном количестве роз, с покрытыми зелёным мхом ступенями, спускающимися к морю, и тропинкой, обрамлённой кипарисами. Переезжая туда, я был почти без сознания, но я видел эти чудесные розы. Для меня этот рай красоты с тех пор был связан с невыносимой головной болью.

Моя жена послала Марфуше телеграмму, велела ей запаковать наши вещи и сразу же приехать. Вскоре та прибыла. Я начал терять сознание, поэтому то, что было дальше, я узнал от жены, когда полностью вернулся в сознание через три недели.

На следующее утро г-н Гурджиев пришёл нас проведать. Увидев, что мне становится всё хуже, он сказал моей жене взять Марфушу и пойти купить еды и всё, что необходимо, пока он останется со мной.

Когда они вернулись, г-н Гурджиев сидел на веранде, его лицо было белым, как его рубашка, и на тревожные вопросы моей жены он ответил: «Сейчас он спит. Я больше не боюсь за его голову, но нам нужно отвезти его в больницу, потому что у нас здесь нет ничего, даже термометра. Позже вы поймёте, что это важно также по другим причинам, – добавил он. – Я сейчас же поеду в Сочи, чтобы найти больницу, и позже мы отвезём его туда вместе».