Наша жизнь с господином Гурджиевым

Г-н Гурджиев ушёл. Я проснулся и… началось. В бреду я хотел убежать. Один раз, когда жена вышла принести что-то из соседней комнаты, я выскочил из кровати и был уже на полпути к окну, но она смогла меня остановить. Она буквально затащила меня обратно. С помощью Марфуши она уложила меня снова в кровать с бутылкой горячей воды, для этого она не нашла ничего лучше, чем бутылка из-под старого вина. Когда она подняла меня в кровати, я поймал её за запястье и чуть не сломал его. А когда она не позволила мне встать с кровати, я взял бутылку и попытался ударить её по голове.

Вечером дела стали ещё хуже. На помощь пришёл Захаров, но даже он, вместе со смотрителем дома, моей женой и Марфушей не могли уложить меня в постель. Моя жена была в отчаянии, не зная, что делать, а г-н Гурджиев всё не приходил и не приходил. Захаров выбегал на дорогу выглядывать его, и наконец, к полуночи мы дождались. Я спал, но когда г-н Гурджиев вошёл в мою комнату, сразу же проснулся и бросился на него с таким неожиданным неистовством, что перевернул стол с горящими свечами, и г-н Гурджиев чуть не упал. Он тотчас же положил руки на мой лоб, после чего я полностью успокоился, хотя и не провалился снова в сон.

Г-н Гурджиев решил с рассветом отвезти меня в Сочи и самому править лошадьми, двигаясь очень медленно, чтобы избежать толчков.

Моя жена и Марфуша упаковали вещи и одели меня. В пять утра появился г-н Гурджиев с двумя повозками. На одну из них он положил матрас так, чтобы я мог лежать во весь рост, головой к лошадям, а затем привязал меня бельевой верёвкой. Повозка тронулась, моя жена села в моих ногах. На второй повозке ехали Марфуша и багаж. Когда я шевелился, г-н Гурджиев говорил только «Фома, Фома», положив руку на мой лоб, и я успокаивался. Но в какой-то момент я неожиданно так забеспокоился, что разорвал верёвку. Медленно мы одолели двадцать две версты до Сочи; некоторые прохожие бросали на меня цветы, думая, что я умер. Мои губы были синие. Я выглядел совсем одеревенелым в своей военной форме.

Из-за сильной эпидемии брюшного тифа ни в одной больнице в Сочи не было свободной койки. Г-н Гурджиев смог найти палату только в доме для выздоравливающих офицеров. Там мы провели ночь, а утром пришли доктора, чтобы осмотреть пациентов. После осмотра они сказали моей жене, что у меня тиф и из-за того, что болезнь очень заразна, они не могут больше оставлять меня здесь. Моей жене нужно было найти другое место, но его не было. Ситуация была безнадёжной до тех пор, пока один из докторов не нашёл свободную койку в маленькой сельской больнице за несколько вёрст от Сочи. У нас не было иного выбора, как согласиться. Это была крошечная больница. В палате было ещё три койки, кроме моей.

Г-н Гурджиев уехал, как только меня определили, но моя жена осталась со мной. У одного мужчины в палате была скарлатина, у другого дифтерия, а у третьего тиф. Меня осмотрели и выкупали, чтобы снизить температуру. Затем дали все необходимые лекарства, после чего я провалился в глубокий сон. Тогда доктор сказал моей жене, что не может ей позволить остаться в больнице. Он спросил, где он может найти её в случае необходимости, но она отказалась уходить. Он настаивал, утверждая, что для неё нет свободной палаты, даже негде сесть, и он ни в коем случае не может позволить кому-либо оставаться в больнице для заразных больных. Жена ответила, что она не уйдёт, и если будет нужно, останется в саду. Наконец доктор сказал, что нет никакого смысла спорить со столь непреклонной женщиной, позволив ей остаться. Перед тем как он ушёл, он даже принёс табурет к моей кровати. Ранее г-н Гурджиев убеждал Ольгу расположиться в отеле, в забронированном им для неё номере, и немного поспать, потому что она четыре ночи не спала. Но она осталась в больнице. Намного позже г-н Гурджиев сказал, что он после этого стал смотреть на неё по-другому.

В сентябре, в девять часов вечера уже было темно, хоть глаз выколи. Около одиннадцати ассистент доктора сказал моей жене, что из-за слишком медленного пульса мне необходимо сделать укол камфоры, которой у него нет. Он не мог найти ни нашего доктора, ни остальных врачей, хотя всюду звонил по телефону. Снова ситуация была критическая. Ассистент сказал, что он сможет сам сделать мне укол, если у него будет камфора. Он указал на слабый свет вдали среди деревьев и сказал, что это военный госпиталь, где точно должна быть камфора. Поскольку он не имеет права покидать больницу, то предложил моей жене сходить и принести её. Ночь была очень тёмной, как бывает только на юге, но она пошла. В военном госпитале её выслушали, но отказались лечить больного, за которого отвечает другой врач. Наконец, после яростной перепалки, они поняли, что это вопрос жизни и смерти, и одна из медсестёр согласилась пойти и сделать укол, если он действительно необходим. Конечно же, она поняла, что укол нужен, и я был спасён.