Наша жизнь с господином Гурджиевым

Я не мог писать; я боялся, что это будет слишком личное. Сейчас я понимаю, что обязан сделать это, в особенности потому, что я и моя жена чуть ли не единственные, кто остался из периода первых лет Работы г-на Гурджиева, и также потому, что всё, что касается его, даже самая малость, имеет громадную ценность.

Возможно, некоторые люди не поймут причину написания этой книги, но это не имеет значения; если то, что я хочу сказать, не будет написано сейчас, оно будет навсегда потеряно.

Думая в особенности про тех, кто никогда не знал его, я попытаюсь, насколько это возможно, представить картину жизни Георгия Ивановича Гурджиева – человека, к которому мы обращались по-простому «Георгиваныч».

Сразу же возникает главная трудность: как это сделать? Внешнее поведение г-на Гурджиева было настолько отличающимся в разных обстоятельствах – в зависимости от человека, которого касались эти обстоятельства; уровня, на котором находился этот человек; и того, какую черту этого человека г-н Гурджиев хотел выявить в данный момент – что всё выглядело так, будто бы г-н Гурджиев был очень переменчивым. Но это не верно. Он всегда был одним и тем же – только впечатление о себе, которое он преднамеренно творил, было разным.

Г-н Гурджиев хотел – возможно, это было его основной задачей – принести в жизнь обычного человека «нечто», чего люди до сего дня совсем не знали.

Как он это делал, мы можем понять только из его Работы, о которой я напишу позже. Сейчас же я хочу подчеркнуть, что в его «божественной деятельности» с людьми г-н Гурджиев, с момента нашей встречи в 1917 году, последовательно проводил одну и ту же линию Работы, всегда оформляя её по-разному.

Как я могу описать его?

Мне кажется, что единственное решение – это не описывать г-на Гурджиева лично, а рассказать о том, как он с нами работал, ведь только рассказ о нашем личном опыте может передать идею его Работы и её отношение к человеку. Такова цель этой книги.

Оглядываясь назад на нашу жизнь с ним, я обнаружил, что постепенно ко мне пришло осознание всего, что он говорил и делал. Воспоминания собирались вместе, как части картинки-загадки, часто с новым пониманием. Его идеи прояснялись, одна за другой, пока, наконец, не нарисовалась цельная картина.

Идеи г-на Гурджиева, рассмотренные людьми, не работающими активно над собой, напоминают о словах Христа: «Вера без дел мертва». Я думаю, что слово «вера» здесь следует понимать, как нечто рациональное, а не как слепое принятие. Здесь слово «работать» не означает «хорошо работать», в обычном понимании; скорее значение этого слова есть активная эволюционная творческая деятельность, связанная с идеями его учения. С г-ном Гурджиевым всё оживало и действовало; его идеи не могут быть оторваны от жизни.

Он сам есть жизнь и развитие. Он сам – это его Работа. Для меня его идеи проиллюстрированы его работой с людьми.

Только после всех этих лет я начал понимать, что означает его Работа в целом, и какие огромные усилия прикладывал он, чтобы привить нам зачатки нового понимания и нового подхода к жизни. Является ли моё толкование полностью верным или нет, я не знаю; да и никто не может знать, разве что только человек на том же уровне бытия, что и г-н Гурджиев, может реально и полно понять значение его Работы.

«Георгиваныча» больше нет с нами, но его Работа останется с нами до тех пор, пока мы не забудем его слова: «Помните, почему вы пришли сюда».

I Санкт-Петербург

Я начну с нескольких слов о моей жизни до того дня, когда я встретил г-на Гурджиева.

Я композитор. Музыка всегда была для меня «талантом» из Нового Завета, данным мне Богом, и требовалось, чтобы я развивал его, непрестанно над ним работая. Мне это было понятно задолго до встречи с г-ном Гурджиевым, но для того, чтобы развиваться в моей творческой работе, мне было необходимо что-то, – что-то большее или высшее, что я не мог назвать. Только получив это «что-то», я мог бы развиваться дальше и надеяться получить какое-либо удовлетворение от своего творчества, не стыдясь самого себя. Часто мне приходили на ум слова Бетховена: «Музыка – это откровение более высокое, чем наука и философия». И я всегда помнил, сочиняя музыку, чудесные слова русской сказки: «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что; тропа длинная, путь неизвестен; герой не знает, как туда добраться самостоятельно; он должен обратиться за помощью к Высшим силам…»

Таким образом, моя жизнь была поиском.

Я не буду пересказывать детали первых лет моего поиска, кроме того, что я вошёл в контакт со многими «путями» и встретил нескольких необычных людей, но они оказались не тем, что я искал. Однако через них я встретил Андрея Андреевича Захарова, который привёл меня к Гурджиеву.

Захаров был чрезвычайно приятный и высокообразованный человек, ставший нашим близким другом. По профессии он был математик. Наше общение всегда крутилось вокруг того, чтобы было наиболее важным для нас: вокруг поиска.