Нашатырь (СИ)

Наевшийся инопланетянин, очевидно, наконец-то пришел в хорошее расположение духа, так как внезапно попытался сказать спутнице еще что-то. Именно сказать. До этого Зоя слышала от него лишь разные спектры рычания, ломая голову над тем, как разумное существо вообще может иметь настолько примитивный язык, но теперь из его пасти вылетали настоящие слова. Его голос был глухой и басовитый, с вибрирующими нотами, как любовная песнь крокодила. Диалект звучал крайне странно для человеческого уха. В целом складывалось впечатление, что из-за строения своего рта Нашатырь говорит весьма нечленораздельно. Лучше всего здоровяку давались шипящие, а вот звуки, требующие для произношения работы губ, в языке Охотников по всей видимости почти отсутствовали, как и сами губы у оных. Складки слизистой рта за передними зубами, похоже, принимали в голосообразовании лишь самое минимальное участие. Казалось, они нужны по большему счету только для того, чтобы в пасть не залетал мусор. Гласные инопланетянин произносил утробно, рокочуще. При этом каждый раз невольно вспоминалась шутка про «прорыгать алфавит». Потерянная часть привычных звуков с лихвой восполнялась рыком, ворчанием, треском и подвыванием, но тут уже не везде было ясно, где именно слова, а где просто выражение эмоций.

Похлопав себя ладонью по груди, он назвался человеку. В сложном имени, которое услышала Зоя, были щелчки и гортанные звуки, которые она, как не старалась, воспроизвести не смогла. Отдаленно получилось что-то вроде «Ч’фко-офгр-р». Она сделала несколько попыток, каждая из которых вызвала у собеседника бурю негодования. В итоге, плюнув на это дело, женщина утвердительно и четко, для значимости даже разделив на слоги, произнесла:

— На-ша-тырь! — и ткнула пальцем в его сторону, и снова повторила: — Нашатырь!

Охотник удивленно хрюкнул, но возражать не стал. На этом тема данного незамысловатого разговора была исчерпана, больше инопланетянин не проронил ни слова.

Немного передохнув, Нашатырь, к большому Зоиному недовольству, извлек череп убитого бандита и, разложив вокруг себя непонятные инструменты и реактивы, полностью погрузился в его обработку, не обращая более на женщину никакого внимания. Та решила не особо сосредотачиваться на его действиях, а лучше воспользоваться случаем и внимательнее разглядеть спутника вблизи. Зоолога все больше интересовали его уникальные челюсти. Мысленно она попыталась разделить их на отдельные косточки, и постепенно догадки выстроились в единую вполне правдоподобную картину.

Несмотря на то, что ротовой аппарат Нашатыря на первый взгляд разительно отличался от того, чем снабдила природа земных рептилий, провести аналогию оказалось достаточно легко. Ведь на самом деле челюсти всех позвоночных состоят из двух половин, что объясняется двусторонней симметрией животных. Во время индивидуального развития организма они срастаются. Верхняя челюсть образуется из расположенных по внешнему краю максилл***, несущих зубы, а так же парных небных костей и сошников по центру. Так что верхние жвала Нашатыря, скорее всего, представляли собой именно свободно оканчивающиеся максиллы, а, вернее, какие-то аналогичные кости. Расположенная между ними непарная верхняя челюсть, имеющая вид практически обрубка, могла состоять из чего-то вроде небных костей. То есть, «пазл» оставался тот же, но пребывал в разобранном состоянии. На «небных костях» виднелось всего два клыка, хотя потенциально там могло располагаться и гораздо больше зубов. Непонятно, конечно, что творилось дальше в пасти, но учитывая, что пищу Охотник не жевал, в ней могло вообще ничего не быть.

В непарную нижнюю челюсть, по-видимому, преобразовались снабженные зубами остатки жаберных дуг и геоидов, которые у земных рептилий составляют подъязычный аппарат. Нижние жвала по аналогии с нижней челюстью позвоночных могли условно именоваться «мандибулами» и состоять из подобий угловых и зубных костей, соединенных суставом. Если взглянуть на нижнюю челюсть змеи, можно увидеть весьма похожее строение, только без сустава. Две половинки у змей, кстати, тоже между собой не срастаются, хотя и соединены в области «подбородка» эластичной связкой — очень удобно для заглатывания крупной добычи.

Очевидно, у предковых форм этого необычного вида произошла мутация, нарушившая сращивание внешних челюстных костей и тем самым превратившая ротовой аппарат в опасное оружие. Не приходилось сомневаться, что в прошлом (а, может, и в настоящем) эти грозные крючья использовались для нападения и обороны. Силу их сжатия Зоя уже имела возможность лицезреть и ни за что не хотела бы проверять на себе.

Возможно, благодаря той же мутации так странно на человеческий взгляд сформировалась и область носа — ее просто особо не из чего было формировать.