Наше дело правое

— Нам нужно всего пятьдесят человек. Я буду первым. Осталось еще сорок девять…

Он видел, как дернулся Лэт, как удивленно вскинул брови Илтрэй. Интересно, а чего они ожидали? Что он будет прятаться за спинами своих солдат. Нет. Так нельзя.

Из строя вышел первый человек. Затем второй. Третий… Он вдруг увидел, что вместе со всеми вышла и его шестерка лучших. Найвин улыбнулся.

Когда набралось нужное количество добровольцев, Найвин подозвал к себе Дестона и Лэта.

— Дестон, возьми всех и объясни им подробно, что к чему.

Тот кивнул и отошел.

— Лэт, ты остаешься.

— Это еще почему?

— Пятьдесят человек у нас и без тебя набирается, а ты нужен городу. Посмотри, ни одного опытного не осталось. Ты мой помощник, ты останешься за старшего. Это приказ, если угодно.

Лэт скрипнул зубами, но спорить не решился.

Найвин лежал и обнимал Вилару. Хоть он и боялся за жену и дочь, но был уверен, что все получится. И благодарен любимой за то, что она осталось с ним в его последние часы.

Ночь подходила к концу. Странник сказал, что лучше будет собрать всех на холме на рассвете. Пора идти.

Найвин осторожно, чтобы не разбудить Вилару, встал. Обошел кровать и присел возле лица жены. Дотронулся до ее щеки, тихонько поправил упавший на глаза светлый локон. Во сне Вилару оставили и волнение, и грусть, сейчас она выглядела спокойной и умиротворенной. Лишь изредка, видимо, когда снилось что-то тревожное, она едва заметно хмурила брови и пыталась что-то сказать непослушными губами. И он сидел и смотрел, смотрел, скользя взглядом по такому милому и родному лицу, и не мог оторваться. Он слишком хорошо понимал, что видит жену в последний раз.

Найвин не знал, сколько времени прошло, когда он наконец, совладав с собой, смог подняться на ноги, на прощанье коснувшись губами ее губ. Вилара что-то пробормотала, но не проснулась.

Тихо одевшись, он взглянул напоследок на дочку. Поцеловать не решился, она легко просыпалась, да и он уже всерьез сомневался, что сможет после этого уйти. Но после первого же шага к двери его остановил тихий сонный голос:

— Ты идешь воевать, папа?

Пришлось вернуться и присесть возле Лины.

— Да, дочка, я иду воевать.

— Возвращайся скорее, мы с мамой будем тебя ждать.

Сердце сжалось, но он собрался и заставил голос не дрогнуть:

— Я вернусь. Вы только ждите…

— Мы ждем, — пробормотала девочка, уже засыпая. Найвин провел рукой по ее волосам, тихонько поцеловал в лоб и встал.

Он подошел к двери и оглянулся. В комнате мирно спали два самых дорогих в его жизни человека.

За которых он сейчас шел умирать…

На вершине холма дул сильный холодный ветер. Но Найвин даже не замечал его ледяных прикосновений — он мучился от боли в сломанных костях и порванных мышцах. Справа и слева, спереди и сзади — везде вокруг него так же корчились от боли еще почти полсотни человек. Странник не бросал слов на ветер. Он обещал мучительную смерть, он ее обеспечивал. Ничего удивительного в том, что они ему поверили. Крылось в нем что-то такое, что не позволяло усомниться в его словах. Найвину вспомнилось, как чужак ломал его кости и рвал плоть. Легкими, едва заметными, со стороны казавшимися такими слабыми движениями. И ни одной эмоции на лице. Ни злости, ни удовлетворения, ни жалости. Сплошное сосредоточенное равнодушие. Человек, выполняющий не слишком приятную, но и не очень-то и противную работу. Наверное, он тоже лучший в своем деле.

Ни одна из ран не была смертельной, но приносила огромную боль. Как и оговаривалось. Окончательно они умрут только тогда, когда враг покажется на горизонте.

Сквозь кровавый туман в глазах Найвин увидел приближающийся силуэт. Человек подошел и сказал:

— Всё. Пора, — значит, враг уже показался.

Странник наклонился к его уху, прошептал:

— Удачи, — и вонзил кинжал рядом с сердцем.

Видимо, чтобы и смерть принесла как можно больше боли.

Найвин почувствовал, что умирает. Из последних сил повернул голову, чтобы посмотреть по сторонам. Чужак добивал остальных.

— Это непонятно только со стороны, — терпеливо объяснял странник, — на самом деле все гораздо проще, чем кажется.

Все семеро слушали его очень внимательно, с недоверием и с возрастающей надеждой.

— Во время смерти каждого живого существа выделяется огромное количество энергии, силы. И чем мучительнее смерть, тем больше ее высвобождается. Этот прием используется очень редко — он требует большого мастерства и опыта. Естественно, с помощью этой силы нельзя ничего создать, нельзя воскресить или вылечить человека. Только смерть и разрушение, но вам ведь больше и не нужно, верно?

— Ты можешь это сделать? — спросил Илтрэй.

— Не совсем это, но, думаю, вам подойдет. Я замкну выходящую из каждого силу на него самого. После своей смерти вы очнетесь в виде духов, призраков. Но призраков не бесплотных и не беспомощных. Напротив, вы почувствуете огромную, колоссальную мощь, хоть и будете так же неуязвимы. Это даст вам возможность не только сравняться с врагом в силе и скорости, но и многократно превзойти.

— Но их ведь в несколько раз больше, хватит ли нам людей? — уточнил Дестон.