Наше море

Старшина 1-й статьи минер Яков Кобец, его друг моторист Петр Козлов, рулевые и сигнальщики со сторожевого катера 081 оживленно обсуждали эти радостные вести, вспоминали прошлое, мечтали.

- Вот до войны в это время у нас в Днепропетровске, - говорил задумчиво Яков Кобец Козлову, - девушки на улицах песни поют, пляшут прямо на мостовой. А как закончится демонстрация, домой придешь - праздничный стол накрыт. Красота!

- Да и у нас в Севастополе весело встречали праздники, - отвечал ему маленький, худенький Козлов (матросы даже удивлялись, как его, такого тщедушного, взяли на флот, хотя на самом деле он был очень выносливым и крепким матросом). - Октябрьские дни открывались парадом военных кораблей. Накануне вечером идешь, бывало, с ребятами по городу, а там все уже на «товсь»: флаги вывешены, портреты и кругом огни! Утром встанешь пораньше и пробираешься на Приморский бульвар, а еще лучше на Водную станцию. Оттуда все видно. Вот, выстроившись в линию, стоят на швартовых бочках и якорях линейный корабль «Севастополь» - мы, ребята, [177] всегда узнавали его по кривой трубе, - крейсеры, эсминцы. Дальше к Инкерману тральщики видны, а в Южной бухте подводные лодки и торпедные катера с поднятыми флагами расцвечивания. Хорошо! - И, заметив, что все матросы притихли, слушая его, Козлов, смущаясь, закончил: - Да что там вам рассказывать, ребята, ведь вы сами все видели. Скоро все будем в Севастополе. Теперь уже недолго осталось.

- Кто-кто, а сторожевые катера первыми войдут в Северную бухту, - весело поддержал его Яков Кобец.

- Живы будем -увидим. Вон, слышишь, боцман в дудку свистит. Пошли, хлопцы, обедать!

«Динь- динь!» -тонко перезванивали склянки на кораблях, солнышко блестело, снег поскрипывал под ногами, а матросы весело спрыгивали со сходни на чисто убранную палубу катера.

Яков Кобец первым приподнял крышку люка жилого кубрика. Оттуда пахнуло чем-то удивительно вкусным. Посредине кубрика возвышался накрытый клеенкой, уставленный тарелками и бутылками стол. Возле него хлопотал боцман Саковенин.

Стол сегодня был особенно богат. К празднику были получены подарки от трудящихся Кавказа.

Все собрались вокруг стола, но не садились, видимо ожидая кого-то. Снова открылся люк, и по вертикальному трапу в кубрик спустился Глухов и с ним Флейшер. Глухов был одет в новый темно-синий китель, звенели на груди ордена, он впервые за все время надел их.

Кобец толкнул локтем стоящего рядом Козлова:

- Смотри-ка, сколько орденов наш комдив заслужил! Орден Ленина, два ордена Красного Знамени и орден Суворова III степени. Это за Севастополь и Феодосию, за Новороссийск и таманские десанты.

Глухов весело поздоровался, поздравил матросов е праздником и, улыбаясь, оглядел их. Вот они стоят перед ним, люди разных национальностей: широкоплечий украинец Яков Кобец, рядом с ним уроженец Севастополя худенький Козлов, дальше - смуглый, словно взъерошенный адыгеец Гиса Папеш, за ним рослый белорус Иван Месан, а вот боцман Саковенин и механик катера украинец Догадайло. Эти люди защищали Севастополь, высаживали десант в Феодосию и Евпаторию, в Южную Озерейку и не так давно первыми ворвались в Новороссийский порт, [176] высаживали десант в Эльтигене. Много славных дел за плечами у этих бывалых моряков с нашивками за тяжелые ранения, с орденами и медалями на груди.

- Ну что ж, начнем, товарищи! - пригласил Глухов к столу. И когда, придвинув банки, моряки стали садиться, мелодичным звоном зазвенели ордена и медали, напоминая о прошлых походах и десантах.

Командир катера старший лейтенант Флейшер произнес тост за праздник и за победу, чокнулись алюминиевыми кружками, улыбаясь друг другу, толкаясь в тесноте и не замечая ее.

Шумела у борта беспокойная волна, слегка покачивая корабль. В запотевший иллюминатор был виден заснеженный берег, штабеля ящиков, сложенных у пирса.

- За тех, кто в море и кто дерется сейчас на крымском берегу! За встречу в Севастополе! - произнес тост Глухов.

- За скорую! - уточнил Козлов.

Наверху по деревянной палубе загрохотали сапоги вахтенного матроса, пахнуло морозным воздухом.

- Радиограмма комдиву! - проговорил вахтенный, опуская руку с белым бланком и с завистью поглядывая на праздничный стол и раскрасневшиеся лица сидящих.

Глухов прочитал радиограмму, показал ее старшему лейтенанту Флейшеру и спрятал в карман кителя.

- Вы тут продолжайте без меня, - сказал он Флейшеру, - а мне надо идти!

Командиру дивизиона Глухову было приказано в ночь на 8 ноября снова выделить сторожевые катера для конвоирования судов с пополнением десанту в районе Эльтигена.

В штабной землянке Глухова встретил Чеслер.

Глухов заметил лежавшую на столе раскрытую книгу. «Интересно, - подумал он, - что он читает?» Скосив глаза, он прочел:

«А ты забыл, как под Новоград-Волынском семнадцать раз в день в атаку ходили и взяли-таки наперекор всему?»

«Так это же Николай Островский», - вспомнил Глухов.