Наше неушедшее время

В Нью-Йоркской публичной библиотеке хранится около ста наименований тех дипийских изданий. Но самое большое собрание – у Эдуарда Штейна. Около двухсот. В своем доме неподалеку от Йельского университета он показывал мне все четыре томика того издания Гумилёва. Один из них – дубликат – подарил мне.

Вообще у Штейна была одна из лучших коллекций изданий Российского Зарубежья, а может быть, и просто лучшая в Америке. Одних только сборников, альманахов и антологий российских зарубежных поэтов, изданных от Харбина и Палестины до Уругвая и Тубабао, – более 1300.

Совершенно уникальна его коллекция литературы Русского Китая, где после 1917–1918 годов оказался почти миллион россиян. Около 300 писателей и поэтов. В одном лишь Шанхае выходило пять русских ежедневных газет, пять еженедельных, несколько журналов.

Штейн писал: «Моя цель состоит в том, чтобы вернуть к жизни – разыскать и популяризировать как можно больше русских литераторов-эмигрантов прошлого. Даже заведомо слабые произведения подчас влияют на современников, отражают состояние культурной жизни данного круга. Только время окончательно определит реальную ценность того или иного произведения. Если бы я не спас некоторые рукописи и старые издания от гибели сегодня, то не исключено, что назавтра они попросту исчезли бы из человеческой памяти».

В 1985-м Штейн создал свое небольшое издательство «Антиквариат». Оно выпустило около 60 книг, не только новых, но и переизданий тех, что стали раритетами.

Одной из первых – книгу Вадима Крейда «Н.С. Гумилёв. Библиография»[143]. Крейд предварил ее посвящением: «Эммануилу Штейну, чей замысел и инициатива позволили осуществить это издание».

Родился Штейн в 1934 году в Белостоке в семье русскоязычных еврейских актеров. Во время гитлеровской оккупации, в 1940-м, семья бежала из варшавского гетто по подземной канализации. Решили перебраться в СССР. При переправе через Буг немцы стреляли в них сзади, красноармейцы, не разобравшись, спереди. Возможно, их группе помогло, что среди них был знаменитый гипнотизер Вольф Мессинг. Потом семье помогал артист Качалов, который хорошо знал отца Штейна.

В 1958 году Штейн закончил Шуйский пединститут. В 1961-м вернулся в Польшу. Несколько лет преподавал в Варшавском университете, стал чемпионом Польши по шахматам среди преподавателей. Играл однажды с Карелом Войтылой, будущим римским папой. За распространение неугодной просоветским властям правды о Катынском расстреле был в 1966 году арестован и провел 13 месяцев в варшавской тюрьме. После освобождения, в 1968-м, вынужден был уехать на Запад. Обосновался в США.

В своих книгах, статьях и очерках Штейн рассказывал о литературной жизни Российского Зарубежья, о диссидентском движении в СССР.

В последние годы жизни получил признание и в России. Умел увлекательно рассказывать о жизни российской эмиграции в Америке. Его публичные лекции в МГУ и других научных и учебных центрах Москвы и Петербурга собирали большую аудиторию.

Скончался 3 октября 1999-го. Ольга, его жена, вскоре издала книгу «Поэзия Русского Зарубежья в библиотеке Эммануила Штейна»[144]. Но потом, увы, была вынуждена продать эту уникальную библиотеку.

Татьяна Олеговна и Эммануил Штейн ввели меня в круг старой российской эмиграции. У Татьяны Олеговны был большой загородный дом, там останавливались не только мы с женой во время поездок в Америку, но и многие наши друзья – она была удивительно гостеприимна. Дом – в центре поселка Си-Клиф, одного из главных центров российской эмиграции. Там жила и семья Врангелей.

У Татьяны Олеговны часто гостила ее давнишняя подруга Нина Николаевна Берберова, последняя возлюбленная Гумилёва. Она жила не очень далеко, в Бостоне. Мягкая, всегда приветливая, Татьяна Олеговна терпеливо выносила довольно жесткий характер Берберовой. У Татьяны Олеговны я и встретил Нину Николаевну и слушал ее рассказы о Гумилёве.

Находясь в Йельском университете, я получил предложение прочитать курс лекций (два с половиной месяца) в университете штата Небраска. Прочитал этот курс. Встретил там интересных преподавателей и интересных студентов. Но я очень торопился: готовился к поездке в ЮАР. Поэтому столь ярких впечатлений, как Йель, этот университет у меня не оставил.

Главное – взаимопонимание!

У меня, как у многих в моем поколении, интерес к Англии начался с Шекспира, Диккенса, Киплинга… Потом, постепенно, интерес к роли Англии в мире. В студенческие годы начал заниматься английской политикой в Африке.

В аспирантуру был принят по специальности: история Англии. И тут мне поразительно повезло. Моим научным руководителем стал Николай Александрович Ерофеев. Я думаю, что он был у нас лучшим знатоком истории Англии. Но главное, он стал мне другом на всю жизнь. Делился со мной не только знаниями в англоведении, но и своим жизненным опытом, своей мудростью. Каждому бы такого учителя! Он познакомил меня с приезжавшими в Москву английскими специалистами по истории России.