Наше послевоенное (СИ)

Я описала, какие в Батуми будут бело-розовые дома из туфа, какие будут шикарные гостиницы. Постоят фуникулер, и накатавшись в горах на лыжах, туристы спустятся по фуникулеру прямо на берег Черного моря. Омываемые прибоем, в море будут стоят столики, за которым можно будет лакомится мороженым.

В общем, море, горы, спорт, все удобства и мороженое.

Шота тоже читал мое сочинение и смеялся:

-Видно, не только кисель любишь.

Ясный солнечный день, Последний урок. История. Мы сидим в крошечном историческом кабинете на первой парте, причем стол учителя вдвинут во второй ряд и наша парта находится за спиной Михаила Ивановича, который объясняет урок.

Зойка его внимательно слушает, повернувшись к нему лицом, а ко мне спиной, она сидит у прохода, а я у стены. Мне скучно, монотонный голос учителя навевает сон, и Зойкина спина, на которой написано внимание, меня раздражает. Я тихонько тычу Зойку в спину, Она дергает плечом и не поворачивается. Я продолжаю тыкать и начинаю ее щипать. Зоя слушает урок и отмахивается от меня, как от мухи.

Михаил Иванович делает ей замечание. Я притихаю, а потом начинаю снова, и за пиджак, потом беру ручку и начинаю сверлить Зойкину спину ручкой.

Доведенная моими тычками до белого каления, Зойка поворачивается и с наслаждением вцепляется мне в волосы.

Я начинаю визжать, Михаил Иванович поворачивается и со всего размаху стукает Зойку журналом по голове.

-Прекрати, совсем одурела,- говорит он ей.

Михаил Иванович хороший знакомый Зойкиного отца и он с ней не церемонится.

Зоя уже можно сказать в слезах отпускает меня, пообещав расправится со мной на перемене. Удовлетворенная, что не дала подруге спокойно слушать, я затихаю и тихо дремлю за ее спиной.

Как-то на уроке встал Гиви и прочитал отрывок из учебника истории времен Сталина, а потом про тоже самое событие прочитал из современного учебника. Естественно, трактовка событий была совершенно противоположная. Класс затих и стал настороженно прислушиваться к разговору. Гиви спросил:

-А чему, собственно говоря, верить?

-Верить надо всегда более позднему учебнику,- последовал мгновенный ответ Кулиджанова.

И как много стояло за этой быстрой и четкой реакцией старого учителя истории, мудрого армянина, прошедшего войну человека.

Гиви иронически скривился, но Михаил Иванович не вступил в полемику и Гиви сел, недовольный.

Я и Даник за партой.

Тот же класс, тоже урок истории, но я сижу с Даником за одной партой.

В старших классах мы часто садились где попало, опоздаешь на урок и плюхнешься на любое свободное место, чтобы не пробираться по классу.

Я на что-то жалуюсь Данику, что-то у меня не получается на кортах, подача не идет. Даник слушает мою болтовню в пол уха, снисходительно, а потом говорит:

- Что плохому танцору мешает танцевать?

Я представляю себя во время танца, как я сбиваюсь с такта и путаюсь в ногах и говорю:

- Ноги?

- Можно и так,-соглашается Даник.

Мы слушаем урок, вдруг я догадываюсь, что имел в виду Даник, густо краснею и говорю

- Ну ты даешь...

Теперь краснеет он и говорит

- Я же не ожидал, что ты такая догадливая.

В 11 классе стало заметнее то, что стало проявляться еще в 10, наши мальчишки стали взрослыми и очень снисходительно относятся к нам, девочкам. Это, я думаю, можно объяснить довольно просто- они стали физически значительно сильнее нас, кроме того, я подозреваю, большинство из них уже знали об отношениях мужчины и женщины больше. чем мы. Зойку бесило это снисходительное отношение ребят. А меня совершенно нет, я воспринимала это как должное. И еще- начиная с 9 класса, ребята стали значительно лучше учиться, Большой рывок дали все, особенно Цивадзе. Он стал стараться, и уже в 11 класса стало очевидно, что он вытянет на медаль. Официально на медали претендовало нас трое Гиви, Зоя и я.

Из одноклассников я всегда была дружнее всего с Даником и Гиви, но в 11 классе мне проще и интересней общаться с Гиви. Гиви видел и понимал многие оттенки человеческих взаимоотношений, которые при моей прямолинейности я просто не замечала, ну него была свою расценка ценностей, не совпадающая с моей, но, пожалуй, более взрослая и тоже логически стройная, я чувствовала, что в его более прозаическом взгляде на жизнь больше жизненной правды, чем в моем, и кроме того, мне казалось, что Гиви, несмотря на постоянную иронии ко всему, в том, числе и ко мне понимает меня лучше, чем я сама. Мы оба были устремлены в будущее, у нас не было привязанности в классе, как например у Алика, с которым я тоже всегда была в прекрасных приятельских отношениях, но который был уже окружен девушками и часто недоступен для общения.

Нелька уехала на соревнования в Тбилиси и отсутствовала довольно долго, больше недели.

За это время Алик подружился с Людой Вергулис. К тому времени она была уже не Вергулис, а Лордкипанидзе. Когда Людка брала паспорт, отец, который стал проявлять интерес к дочери, когда она выросла, захотел, чтобы Люда взяла его фамилию и Люда стала Лордкипанидзе, сменив таким образом не только фамилию, но и национальность.