Наше послевоенное (СИ)

Он провожает меня до дому, а вечерами, после моей прогулки во дворе (не с ним, мы катаемся с горки и визжим, а ему это не пристало, он большой, он в стороне), не пускает домой. Мы долго стоим в подъезде и молчим, а когда мне надоедает это молчаливое отирание стенок подъезда, и я пытаюсь уйти, он перегораживает мне дорогу, и просит не уходить. Я его побаиваюсь, кроме того, мне льстит его внимание и мы стоим и снова молчим.

Еще когда один парень в классе обозвал меня матерным словом (чего я, надо сказать, просто не поняла), то он его побил.

В конце концов, мама встревожилась нашей дружбой и перевела меня в другую школу и другой класс, в среднюю школу ╧31, в класс, состоящий, в основном, из детей интеллигенции.

В четвертом классе, из истории СССР, я узнала, что царя казнили в 18 году, но не только царя, но и всю семью! В учебнике не перечисляли, кого именно.

Я спросила у бабушки, а почему всю семью, а не одного Николая Второго?

Я уже знала, что царь - деспот и кровопийца. Устроил кровавое воскресение, но дети причем?

Бабушка объяснила мне, что нельзя было оставлять претендентов на царский престол, время было тревожное, шла революция и монархисты были опасны.

Говорила бабушка какими-то не своими словами, и я поняла, это официальная версия. Из газет.

Я поверила в необходимость такой акции для революции, но не смирилась с ее жестокостью.

Ночью, лежа в постели без сна, я все думала:

- Ведь как прекрасно быть принцессой, - каждая девочка, начитавшись сказок, в детстве мечтает быть принцессой.

А тут русских принцесс, которые вовсе не виноваты, что родились принцессами, этих счастливых, наверное красивых и ничего плохого не сделавших девочек вдруг убили из-за революции, которая несла всем народам радость и освобождение. Но это всем, а им-то смерть. А ведь на их месте могла оказаться и я, и меня тоже бы убили ни за что.

Мне было страшно и хотелось плакать.

Учительница у меня теперь другая учительница - Александра Ивановна. Я попала в сильный класс и маме было сказано, что неизвестно, как я буду учиться. Александра Ивановна любит кричать, что мы дети городской интеллигенции (от нее я об этом и узнаю) ведем себя хуже дикарей, и гораздо хуже детей рабочих. Это пренебрежение нами по факту рождения меня очень возмутило и оскорбило. Ничего подобного от нашей милой Нелли Ивановны я никогда не слышала, даже не знала, кто мы есть.

Утверждение, что мы хуже дикарей, я принимала, ведь с дикарями я не была знакома лично. Но я 3 года отучилась в классе, как теперь оказалась, состоящем из детей рабочих, и я-то видела разницу. Дети в новом классе были скромнее, быстрее соображали, были опрятнее одеты, и не дрались до кровавых синяков на переменах. Слушая ее выступления, опустив глаза и рассматривая парту, я думала: тебя бы в мой старый класс на перевоспитание, помучилась бы ты с нашими хулиганами, тебе бы здесь раем показалось.

Я очень скучала по своей Нелли Ивановне и не полюбила новой учительницы. Но училась я и у нее хорошо.

В новом классе у меня больше подруг. Раньше всего я сошлась с очень симпатичной кареглазой смуглой девочкой Тамарой Мориной. Она живет в большом новом доме напротив нас в маленькой, необыкновенно опрятной и чистой комнатке вдвоем с мамой. Придя из школы, она снимает форму и вешает ее сразу в шкаф, снимает и прячет туфли, и вот все опять опрятно, как будто никого и не было.

После моего прихода домой комната выглядит как будто у нас Мамай воевал. По крайней мере, так говорит моя бабушка. Форму в шкаф я сразу не убираю, так как она должна проветриться от школьного запаха (воняет казармой, говорит мама). Вот она и проветривается целый день на стуле, мнется и потом надо еще ее гладить.

Томка очень славная, но по настоящему я с ней не сошлась, она слишком конкретна и к тому же обидчива.

Из моего дневника, начальная страница оторвана

...я позвала к себе и Тому. Мы поиграли немножко и потом она пошла домой.

Я читала книгу и легла спать.

В новом классе я присматриваюсь к девочкам, выискиваю подруг. Внимание мое, кроме Томки, привлекают две девочки. Одна из них дочка маминой коллеги, Крохина Люда. Она крепкая и сильная и очень самостоятельная девочка. Ее внешняя грубоватость и прямолинейность меня отталкивают. К нашей дружбе мы идем медленно и осторожно, как в темноте на ощупь.

Я поглядываю и на Надю Шумских, девочку с огромными и серо-зелеными глазами и некрасивым унылым носом, из-за которого она очень переживает. Она необыкновенно начитана, пишет прекрасные сочинения, и как окажется позже, пишет стихи, и хорошие стихи. Она отличница, хотя математику и не любит. Подруг у нее в классе нет, я ей нравлюсь, но она, в принципе, очень замкнута и может быть, вообще не способна сходиться с людьми так коротко и близко, как я. Я большая пересмешница, задира и командирша, возможно, это ее отпугивает.

Люда дружит с мальчиком, Вовкой Жовнюк. Девчонки про них сплетничают, что первое время меня сильно настораживает.