Наше послевоенное (СИ)

А когда приходишь домой, то и тут нет покоя. Почти совсем ничего не успеваю читать. Впрочем недавно прочитала Голсуорси - "Путь святого".

Я люблю Голсуорси гораздо больше, чем Джека Лондона и даже больше Диккенса.

Мне понравилась мысль, высказанная одним из героев:

- Все, что мы делаем, не является ошибочным до тех пор, пока результат не покажет, что мы ошибались.

Мама покупала свежее мясо на рынке. Мороженое мясо, которое в изобилии продавалось в магазинах, в нашей семье считалось несъедобным. По воскресениям я ходила с мамой на базар и помогала нести ей продукты.

Из мяса варились щи - ни борща, ни супа мама не любила. Щи назывались ленивые, ели их без сметаны.

На второе подавалось вареное мясо из супа и салат из помидоров и огурцов с зеленью, политый растительным маслом.

Приходя с тренировки, я кидалась на еду как зверь и мне до сих пор кажется, что ничего вкуснее я не ела.

Иногда покупали цыпленка и несли его вниз головой с базара. Потом кто-нибудь из знакомых соседских мужчин рубил ему голову, и мы готовили чахохбили или сациви. Бабушка пекла на керосинке блины, делала вареники с творогом, в чуде пекла яблочный пирог, в общем без газовой плиты и горячей воды, без всяких условий готовили очень вкусно.

Еда в нашем доме была на первом месте.

Помимо Зои, Заруи и Софы я, после того, как мы переехали, много общаюсь еще с Маней Альберташвили, тоже моей одноклассницей, она живет в доме напротив, и мы часто вместе ходим в школу.

Вот Маня сидит у меня и я пытаюсь объяснить ей что-то из алгебры, но обнаруживаю, что она не знает предыдущего материала. Пытаюсь объяснить приведение подобных членов, но нужно еще объяснить отрицательные числа, абсолютную величину. В общем весь курс алгебры от шестого класса до восьмого.

Я плохой педагог, ну просто никакой, а Маня еще тот подарочек по части математики.

В общем я так заморочила ей голову абсолютными величинами, что на вопрос, сколько будет пять минус три, Маня, не желая попасть в просак, тупо соображала, напряженно тараща свои черные, в черной обводке ресниц глаза.

Позднее, уже в десятом классе, помню, я рассказываю Мане задачку по геометрии с увлечением и надеждой, вдруг поймет? Маня внимательно на меня смотрит и минут через пятнадцать вдруг с размаху сильно ударяет меня рукой по спине.

- Не горбись,- говорит она, - ну что ты спину сгорбила, сядь прямо!

Я замолчала. Стало ясно, что все время, пока я объясняла, Маня не слушала, что я говорю, а смотрела, как я говорю, озабоченная моей некрасивой позой и привычкой сутулиться.

Разве тут до геометрии, когда подруга так себя уродует?

Маня носила косы, а потом подстриглась, и густые, черные волосы непроходимой чащей стояли у нее на голове. Худая, тоненькая Маня любила подчеркнуть свою талию и туго, по тогдашней моде завязывала на себе пояс.

- Маня, у тебя будет шнурованная печень, - говорила ей моя мама, пытаясь просунуть ладонь между поясом и Маниной талией.

- Нет, ничего, не туго,- отбивалась Маня.

А стоила маме отвернуться, она бралась за меня и затягивала пояс на мне покрепче.

- Посмотри в зеркало, так гораздо красивее,- настаивала она.

Маня жила с мамой и братом Аликом в доме напротив нас и часто забегала ко мне в свободное время, но вне школы, так как в школе я была в основном с Софой и Зоей.

Софкин свирепый нрав пугал Маню, и она избегала частых контактов с ней.

Мама дружила с Валей, ее мамой. Вечерами они любили посидеть, попить кофе. Валя подрабатывала шитьем и мы иногда заказывали у нее летние платья.

Пока Валя втыкала в меня булавки при очередной примерке, Маня варила кофе по-турецки (две чайные ложечки мелко молотого поджаренного кофе и одна чайная ложка сахара на меленькую кофейную чашку не более 50 г), и потом вчетвером его пили, аккуратно переворачивали чашечки, и Валя гадала на кофейной гуще.

Как-то летом я спешила к Софе. А вход в Софкин двор защищали ворота - железные ворота с маленькой дверцей, войти в которую можно было, лишь низко наклонив голову. Я не рассчитала и шваркнулась об эти ворота носом.

Из глаз посыпались искры, а из носа потекла теплая жидкость. Я подставила ладони, думая, что кровь, но вытекла целая пригоршня воды, вот до чего я нанырялась!

Я побежала к крану, скорее примочить нос холодной водой. Под краном стояло ведро. Как только я поднесла руку к крану, выскочил Софкин сосед по двору, мелкий белобрысый ядовитый еврей неопреленного возраста и стал орать на меня, что я мою свой нос над его чистым ведром.

- Слушайте, я очень больно ударилась об ваши ворота,- оправдывалась я, смущенная его злобным напором.

-Еще и ворота нам разнесла,- без тени сострадания вопил сосед. Он схватил свое ведро и унес.

Женат он был на полной черненькой женщине, не красавице, но смотрящейся красивой на фоне безобразного мужа. Насколько он был въедлив, криклив и ядовит, настолько она была спокойна и уравновешена.

Когда она, уже не в молодых годах родила, он много помогал ей в домашних хлопотах и кричал:

-Все уже умею по уходу за младенцами. Осталось кормление грудью пройти и все, могу сам рожать.