Наше преступление

Адвокат покраснел, поспешно направился к своему месту и, пробормотав в сторону председательствующего, что «больше ничего не имеет», опустился на свой стул и стал поспешно делать заметки.

В зале было душно и смрадно. Лампы по стенам, с шарообразными, наполовину матовыми колпаками, чуть не гасли; свечи на столе теплились маленькими красными язычками, и лица судей казались окутанными туманом. Все устали. Председательствующий объявил перерыв. Зал был очищен от публики и служители в форменных кафтанах открыли все двери и форточки.

Чистая публика толпилась в двух передних комнатах; мужики – на лестнице, на подъезде и на площади. Тут Демин был триумфатором дня.

– Ванька-то, как подуса на крючок, подсек абваката. Так хвостом и завертел, не пондравилось... – слышалось в серой толпе.

– Молодец Ванька, а то ён, братцы мои, никому слова не дает сказать, так и наскакивает, так и наскакивает...

– Вот и наскочил.

– Чего искал, то и получил.

– Гром-то не из тучи...

Подсудимые во время перерыва несколько раз под конвоем выходили на лестницу. Знакомые мужики сторонились их, но сердобольные бабы с сочувствием относились к «несчастненьким».

– Небось, тяжко вам в остроге так-то сидеть? – допрашивали они их на ходу.

– Чего тяжко? – развязно отвечали убийцы. – Каку жисть себе нажили, сиди да песни пой!

VI

осле перерыва перед судьями и присяжными один за другим прошли пять свидетелей защиты.

Все это были безусые парни – односельцы Лобова и Горшкова. Суть их показаний сводилась к тому, что где-то когда-то они гуляли и встретили Федора Рыжова, разговорились с ним об убийстве Ивана Кирильева, и он будто бы выразился так: «Жалко Степку Горшкова, совсем занапрасно пропадает парень. Ён в этом деле совсем невиновен!

Всем бросилось в глаза, что свидетели, как по заранее заученному, показывали одно и то же, в одинаковых выражениях и даже с похожими неискренними интонациями. Всем ясно стало, что это были лжесвидетели.

Действительно, отец Горшкова поставил парням четвертуху водки и обещал угостить их после суда, если они «оправят» ему сына.

Адвокат, приехавший из Москвы сегодня утром, в первый раз увидел этих свидетелей только перед судейским столом и теперь кусал от досады губы. Он понимал, что они своим топорным лжесвидетельством ухудшали шансы защиты. Товарищ прокурора положительно не давал им передышки и ловко поставленными вопросами на каждом шагу сбивал их с толку, наконец он потребовал очной ставки их с Рыжовым.

Рыжов, теперь значительно успокоенный в том, что скамья подсудимых его миновала, на этот раз говорил увереннее и смелее, и его показания внушали больше доверия. Он решительно утверждал, что за эти полгода с этими свидетелями нигде не встречался и потому приписываемых ему слов говорить не мог. Мало этого, из всех этих парней он немного знал в лицо только двух, остальные ему неизвестны. Товарищ прокурора стал поодиночке спрашивать свидетелей, в какое время и в каком месте они встретили Рыжова. Парни спутали и время, и место. В конце концов один наиболее простоватый смешал Рыжова с Ларионовым и, не замечая своей ошибки, утверждал, что встретили они на гулянье Ларионова, и он-то и говорил им о Горшкове.

Товарищ прокурора так насел на него, так закрутил и завертел вопросами, что тот наконец совсем остановился, как останавливается ошалевшая от кнута и дерганья лошадь.

В зале появился следователь, пришедший послушать прения сторон. В передних рядах недовольно пожимали плечами, и многие дамы огорчились тем, что их любимец-адвокат так опростоволосился с этими неудачными свидетелями.

У самой стены неподалеку от следователя сидел владелец имения Брыкалова – высокий, худой отставной полковник и внимательно вслушивался в каждое слово. Он хорошо знал убитого и убийц и всю историю этого преступления. Во время хода судебного процесса полковник часто недовольно хмыкал, тер переносицу и непроизвольно вздергивал всем корпусом и плечами, что у него всегда было признаком сильнейшего волнения.

Всем ходом дела он был недоволен, но старого, честного служаку всего более поразило то, что пятеро деревенских парней лжесвидетельствуют под присягой и совершают это без всякого смущения, когда же их ловят и уличают во лжи, они и в ус себе не дуют.

Полковник, запылавший негодованием, наклонился к следователю.

– Ведь это ж черт знает что такое! Явные лжесвидетели! Неужели за это суд не притянет?

– Что ж вы поделаете? Как докажете? – зашептал в ответ следователь.

– Что ж тут доказывать?! Тут всякому ясно, что они заведомо лгут...

– Что они лгут – несомненно с нашей обывательской точки зрения, а переведите на юридическую, что получится? Где доказательства их предварительного сговора? Где свидетели?

Полковник вздернулся всем корпусом и безнадежно махнул рукой.

– Черт знает что... И глазами бы не глядел...

Очередь допрашивать свидетелей защиты перешла к адвокату.

Еще заранее адвокат предупредил Горшкова-отца, чтобы он подговорил свидетелей очернить покойного Ивана перед судом и присяжными.