Наше преступление

«Через восемь лет, – продолжила свое письмо вдова поэта Майкла Йогансена, – читая только что вышедший и сразу нашумевший «Тихий Дон», Днепровский был поражен, узнав в нем произведение, которое в годы гражданской войны командир давал ему для оценки». Алла Гербурт рассказывает также о том, как Днепровский ездил в Москву к самому Горькому, но уехал ни с чем, правда, с советом друзей помалкивать и к данной теме не возвращаться.

Сопоставляя это письмо с известными Зееву Бар-Селле фактами, используя при этом справочники и другие источники биографии Ивана Даниловича Днипровского, он приходит к выводу, что этот писатель в Красной Армии не служил, писарем при красноармейской комендатуре не был, красные его на Дон не посылали. Среди нескольких предположений, зачем понадобилась Днипровскому эта версия, Зеев Бар-Селла выдвигает, на мой взгляд, одну, очень достоверную: ему, в условиях слежки НКВД, о которой пишет и Алла Гербурт-Йогансен, очень нужна была версия о красноармейском прошлом. Это были и страх, и вымысел, что понял израильский критик без посторонней помощи путем логических умозаключений. Для меня же рассказ Днипровского в честном, я уверена, изложении вдовы украинского поэта опровергается предсмертной записью в блокноте того же Днипровского на 1934 год: «Шолохов или Родионов?», не говоря уже о более ранних, более свежих воспоминаниях Днипровского от 1928 года в пересказе Марии Михайловны Пилинской и публикации его дневниковых записей от 1 апреля 1934 года Н.Б. Кузякиной в санкт-петербургской газете «Час пик» (7.11.1991 г.).

Излагать дальнейшую суть разногласий между приверженцами различных точек зрения на роман «Тихий Дон» – не моя задача. Своим же делом я считаю рассказ, подробный рассказ о писателе Иване Александровиче Родионове, о встречах с его родственниками, о найденных мною материалах, связанных с жизнью и творчеством этого человека. И потому, даже предвидя возможные упреки критиков, я все же сохраняю стиль путевых заметок в освещении столь серьезной темы. Ибо на сей раз имела дело не столько с бумагами и дневниками, сколько с живыми людьми, тесно (более или менее) связанными с именем и судьбой моего героя. То есть с человеческим фактором, который на нашей родине занимает пока еще далеко не почетное место...

Если подвести хотя бы предварительные итоги моих теперь уже многолетних поисков, то важными, я считаю, являются прежде всего сведения о попытке Ярослава Родионова прояснить истину и заступиться за собственного отца. Это утверждают два представителя церкви – архиепископ Цюрихский (в прошлом) Владыка Серафим и дьякон церкви Ново-Дивеевского монастыря отец Святослав (ныне покойный), которые вряд ли взяли бы на себя этот грех, не будучи уверенными в правдивости рассказов старшего брата Ярослава и их матери Нины Владимировны Анзимировой. Конечно, факт этот хорошо бы подтвердить хоть какими-нибудь документами о вызове Ярослава Родионова на Лубянку. Однако пока попытки размотать этот клубок успехом не увенчались: доступ к таким архивам и к таким материалам по-прежнему сложен. Но надежда остается.

Трудно сочинить и поддерживать уже столько лет в среде бывших дворян и их потомков, для которых понятие чести всегда было очень высоким, историю с решением Родионова назвать свою героиню Аксиньей (из-за внутреннего и внешнего сходства, которое он обнаружил у своей племянницы, гимназистки Оксаны Анзимировой).

Когда в моих руках оказался послужной список подъесаула 10-го Донского казачьего полка Родионова, составленный на 10 июля 1901 года, я обратила внимание на номера полков, в которых служил до «выхода на льготу», то есть в отставку, Иван Александрович. Это полки 8-й, 12-й, 1-й, 10-й. Кстати или некстати, но именно в 12-м полку начал свою службу Григорий Мелехов и прослужил в нем не один год («Тихий Дон». М., «Современник», 1975, книга I, с. 185). О 8-м полке идет речь на съезде фронтового казачества в станице Каменской (там же, с. 508). О 1-м полке говорит казачий офицер Листницкий (с. 408–409). И, наконец, в 10-й Донской казачий полк после окончания (того же, что и у Родионова) Новочеркасского юнкерского училища попадает другой герой романа Ефим Изварин. Совпадения? Может быть. Но разбирать эти и другие подобные совпадения в данной статье, преследующей несколько иные цели, я просто не имею возможности.

Только в приложении к послужному списку подъесаула Родионова, в так называемом Изводе – документе, составленном уже в эмиграции, в Югославии, в Мостаре, я увидела имена и фамилии родителей писателя – Александр Родионов (что было ясно и так) и Евдокия Алиханова (уже не только, судя по фамилии, с русскими корнями). «Да, да, действительно, ходили в нашей родне слухи, что дед (для них он прадед –Г.С.) привез из похода турчанку, – сказали мне Ольга и Ярослав Родионовы. – Тетя Пима знает об этом наверняка».

«Об Алихановой слыхала не раз, но как об очень давнем эпизоде, – ответила мне в очередном письме Пиама Тимофеевна. – Дед привез с войны турчанку, подробностей не знаю».