Наше солнышко (СИ)

В храме нас уже ждали и все было приготовлено. Павлуша лежал в гробике посреди храма. Все стали полукругом. Витя с Настей стали первыми так, чтобы им было видно своего сыночка. Я раздал всем свечи.

Вышел батюшка. Мы зажгли свечи и батюшка стал отпевать наше солнышко. Отпевал его по особому чину, не так, как отпевают взрослых. Я смотрел на Витюшку и Настеньку и по их лицам я понял, что они вслушиваются в каждое слово канона. Батюшка называл нашего Пашеньку блаженным младенцем Павлом. Когда отпевание закончилось, то батюшка сказал в утешение маленькую речь. Смысл его слов был примерно таким, какой я хотел донести и до Витюшки, отвечая на его вопрос: почему Бог забирает младенцев. Только батюшка произнес свою речь лаконично, емко и глубоко, да с такой силой и уверенностью, что по лицам Витюшки и Насти я понял: немного утешились.

После отпевания мы вышли из храма. Витюшка отнес гробик с Пашенькой в машину, потом он и Настя сели в машину и поехали на кладбище. Мы взяли с собой женщину из церкви, которая решила помочь правильно похоронить младенца, сели в газель и поехали.

Я позвонил сыну Данилке:

- Данечка, ты где?

- Проезжаю журавлей, па. Выйду возле ставка. Через полчаса буду.

- Ну, хорошо. Успеешь как раз.

Когда приехали на кладбище, то гробик с Пашенькой уже стоял на двух стульчиках. Поодаль стояли трое мужчин, которые выкопали могилу. И началось прощание. Это все было так страшно и ужасно, что описать невозможно. Даже копатели стояли и плакали.

Первыми прощались со своим сыночком папа и мама. Долго сидели на корточках рядом и гладили пальцами бровки, носик, щечки Пашеньки. Что-то шептали и плакали. Потом подошли мы с женой. Бабушка склонилась над внучеком и что-то говорила ему, солнышком называла, а я смотрел на Павлушу и думал, что вот передо мной лежит святой мученик. И когда жена отошла в сторону, тогда я стал на колени, поцеловал Пашеньку в прохладный лобик и воздал ему честь, какую воздают мощам или иконам святых.

Стали подходить прощаться остальные. Я огляделся. Парень, который остался хоронить и закапывать, стоял и вытирал слезы.

Я достал телефон:

- Данечка, ты где?

- Да вот только вышел из маршрутки. Иду возле ставка.

- Данил, - говорю ему, - иди от ставка по дороге к кладбищу, а там сверни на дорогу, которая идет к новому кладбищу. Иди по ней. Мимо нас не пройдешь.

- Хорошо.

Я подошел к Витюшке и сказал:

- Данилка идет возле ставка. Через десять минут будет здесь.

Витя кивнул и продолжал смотреть на Пашеньку.

Я вышел на дорогу, чтобы встретить Данилку. И увидел, что он бежит изо всех сил. Подбежал к маршрутке, кинул на сиденье свой рюкзак и быстро пошел прощаться.

Когда Данилка увидел Пашеньку, то по глазам его я понял, что это было для него, наверное, самое страшное из всего, что ему приходилось видеть до этого. Он смотрел и плакал. Витюшка обнял брата, улыбнулся сквозь слезы и сказал:

- Правда, он у меня красавчик?

И Данилка кивнул, вытирая нахлынувшие слезы.

Потом присел на корточки возле гробика и так же, как Витюшка, стал гладить Пашеньку пальцем по бровкам, носику и щечкам. Потом встал и отошел в сторонку. И Витюшка с Настенькой присели возле Пашеньки и долго смотрели на него. Потом посмотрели друг на друга, кивнули друг другу, и Настенька сделала последнее страшное движение: накрыла уголком личико Пашеньки. Потом они встали и отошли в сторону.

Подошла та женщина из церкви, посыпала крестообразно трижды Павлушу освященной землей, произнося:

- Во имя Отца. И Сына. И Святаго Духа.

Потом подошли могильщики и сделали еще две страшных вещи. Накрыли крышкой и забили гвоздями. Все заплакали. Двое могильщиков собрали лопаты и пошли с кладбища, а один парень с лопатой остался, прыгнул в яму и стал ждать.

Витюшка взял гробик с драгоценной ношей и пошел к яме. Я пошел впереди, чтобы предупредить и помочь. Мы подошли к яме, я взял за гробик и направил его, чтобы положить Пашеньку ножками вперед. Витюшка передал гробик могильщику, который стоял в могиле внизу. Тот аккуратно и осторожно взял гробик и положил на дно ямы. Потом вылез, и мы стали хоронить. Все кинули трижды землю на гробик и тот парень стал закапывать. Он закапывал, плакал и не стеснялся слез. Потом вставил, когда нужно, крест, и продолжал закапывать. Потом хорошо оформил могилку. Поставил венки и корзинки, сказал "Царство Небесное" и ушел, не оглядываясь, восвояси. Могильщики не взяли с нас денег и отказались от магарыча.

Я обнял Настеньку и сказал:

- Настенька, скорби, но не терзайся. Пашеньке сейчас очень хорошо, он, наверное, смотрит на вас, да удивляется вашим слезам. Ведь ему очень хорошо.

- Да я все понимаю, - только и смогла произнести Настенька.

Я оглянулся. Жена утешала Витюшку и тоже ему что-то говорила.

Мы сели по машинам и поехали в наше поселковое кафе. Там на летней веранде уже накрыли столы для поминок.