Наше время такое...

На взгляд читателя, ищущего в стихах поэзию, красоту и силу чувств, такие строки якобы не дают представления о характере героя. Но так ли это? А мне за этими строчками видится человек. В данном случае гайки его не заслонили. В стихах есть энергия, которая исходит от героя стихотворения. «Свинтил. Закрыл» — для нашего механика так же естественно, как для пушкинского гусара: «Скребницей чистил он коня».

Сильные красивые чувства не рождаются сами по себе.

Их порождают отношения людей, занятых делами. Искры высекаются там, где сталкиваются интересы людей. А столкнуться они могут как на материальной основе нашего бытия, так и на идейной. Первопричины страстей безгранично разнообразны. Одни страсти вспыхнут вокруг технической проблемы, другие по поводу того, как писать стихи. Но каковы бы ни были первопричины страстей, это будут не страсти машин, не страсти вещей, а страсти человеческие. Недаром же литературу называют человековедением. Но техники чураться нечего. Плохо, когда человек выполняет служебную роль в пропаганде технического прогресса.

«Литературная газета» сообщила, что статья М. Исаковского вызвала поток читательских писем. Следовательно, у редакции был большой выбор писем. Среди них, вероятно, были и более аргументированные, которые и следовало бы печатать. И не беда, если бы имена критикуемых поэтов в связи с таким отбором были бы другие. Очень жаль, что «Литературная газета», начав разговор решительно и прямо, продолжила его так же решительно, но криво.

Да, в конечном счете читатель — наш главный судья. Для него мы пишем, от него мы ждем последнего суда. Но уровень читателя разный. Один читатель уже умудрен опытом, другой только начинает жить. К замечаниям первого поэт прислушивается, а второму может сказать:

Мой юный друг, не надо спешить браковать поэта только потому, что вы не успели его полюбить. Поэта надо открывать, как вы открываете людей, которые потом становятся вашими друзьями; как открываете уголки природы, которые становятся вашими любимыми уголками, местом вашего отдыха и ваших раздумий; и наконец, как вы открываете свою любовь. Всё бегали мимо, не замечали, а открыли глаза, посмотрели и ахнули — ваша!

* * *

Критика, как и другие жанры литературы, дело конкретное. Высказывать ей какие-нибудь пожелания — все равно, что давать советы по ненаписанному роману или поэме. Кроме того, во все времена на критику жаловались, что она отстает от литературы, а литературу упрекали, что она отстает от жизни. Но проходило время — в критике оставались Белинский, Добролюбов, в литературе — Толстой, Маяковский, Есенин. Такие парадоксы возможны и в наше время. Однако сегодня признаемся, что литература у нас есть, а серьезная критика почти отсутствует. Если уточнять претензии к нынешней критике, то следует сказать, что действительно наша литература накопила достаточно материала для выявления ее главных тенденций. Занимаясь повседневностью литературы, критика не успевает даже сравнивать то, что было, с тем, что есть. В прозе, например, можно было бы задаться вопросом: чем отличается послевоенный роман типа «Далеко от Москвы» В. Ажаева от современного? В ажаевском романе и сама его конструкция, и конфликты определены производственной задачей — прокладкой нефтепровода. Нефтепровод — организатор материала. Что организует современный роман? В романе В. Кожевникова «Знакомьтесь, Балуев» таким организатором стала личность, а между тем общие ситуации схожи. По сему не случайно даже, что имя вынесено в заглавие. А что получается, когда в современных повестях и романах отсутствует личность как организующее начало? Псевдопсихологизм и аморфность.

Те же тенденции, даже еще заметней, мы обнаружим и в поэзии. Она стала менее декларативной и риторичной, от металлоконструкций повернулась к человеку, к его духовному миру. Но и на этом пути у нее много подводных камней. Риторика штука хитрая. Утратив видимость риторики, она сегодня оборачивается психологическим штампом, полной непривязанностью к явлениям жизни, в которых пребывает современный человек. Пятнадцать — двадцать лет назад понятие «красота» входило в поэзию как факт революционный. Сегодня во многих случаях оно стало только словом, которое успели изрядно затаскать.

Наша поэзия накопила достаточно материала и в жанре поэмы, и в лирике, что дает возможность поразмышлять о ее развитии, но, к сожалению, размышлений-то в нашей критике и не хватает. Возьмем, к примеру, историческую тему в нашей поэзии. Она бы дала критику возможность обнаружить тенденции самые современные и злободневные, из которых одна лежит прямо на поверхности, — это «приспособить» историю в суетных целях нашего «сегодня». Тут возникает много проблем, например — что поэт имеет право приспособить, а что не имеет? История не сказка, которую можно рассказывать в десяти вариантах, в зависимости от характера и пристрастий сказителя.