Наше время такое...

Кто из нас не запомнил этого стихотворения еще в детстве, особенно близкого и понятного потому, что и наше собственное детство было нелегким. Но все же к нам, рожденным в годы революции и гражданской войны, эти стихи пришли, как эхо прошлого. Мы уже верили в свое будущее и на себя смотрели некрасовскими глазами стихотворения «Школьник», но только в плане грядущих университетов. За нас уже не платили ни «старая дьячиха», ни «проезжая купчиха».

Сегодня у нас существует специальная литература, а в ней поэзия для детей. А тогда знакомство с поэзией у нас начиналось с Некрасова, с его классических стихов «Однажды, в студеную зимнюю пору». Это стихотворение мы не только разучивали, но и разыгрывали в лицах:

«Здорово, парнище!» — «Ступай себе мимо!»
— «Уж больно ты грозен, какя погляжу!
Откуда дровишки?» — «Из лесу, вестимо;
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу».

Попутно хочется сказать, что наше нынешнее поэтическое воспитание в школе, несмотря на существование специальной поэзии для детей, а может быть, именно в силу этого, страдает большими недостатками. Из него почти полностью ушла классика, в том числе и Некрасов, а сегодняшние стихи для детей — в большинстве городские. А когда, как не в детском возрасте, прививать человеку вкус к природе, к земле в ее трудовом назначении. Некрасов и сегодня — тот поэт, слову которого можно доверить наших детей.

В любви к родине у нашего поколения после Некрасова было много учителей — А. Блок, В. Маяковский, С. Есенин, А. Твардовский, А. Прокофьев, но свет их любви к родине был всесилен для нас еще и потому, что за ним всегда находился еще более мощный источник света — Некрасов. О чем бы он ни писал, в поле его зрения — всегда родина, Россия. Ни до него, ни после никто не писал о ней так много — и с болью, и с гневом, и с надеждой. В поэме «Несчастные», например, он создал образ революционера-демократа, отбывающего каторгу. Поэт сказал:

Он не жалел, что мы не немцы,
Он говорил: «Во многом нас
Опередили иноземцы,
Но мы догоним в добрый час!
Лишь бог помог бы русской груди
Вздохнуть пошире, повольней —
Покажет Русь, что есть в ней люди,
Что есть грядущее у ней».

Вера в грядущее родины была выстрадана Некрасовым вместе с русским народом, потому она и оказалась у него прочной. Начавший от сострадания и сочувствия, он врастает в народ душой и плотью. Отсюда у поэта и презрение ко всем самодовольным болтунам-либералам, днем набивающим свой карман, а вечером в аглицком клубе болтающим о пользе народной. И эту породу людей он исследовал во всех ее разновидностях, начиная с невинной — с тех, кого «наследье богатых отцов освободило от малых трудов», и кончая теми, чье лицемерие он заклеймит стихами:

Не сочувствуй ты горю людей,
Не читай ты гуманных книжонок,
Но не ставь за каретой гвоздей,
Чтоб, вскочив, накололся ребенок.

Некрасов признавал любовь к народу только деятельную, вполне отдавая отчет, какая титаническая работа предстоит русской интеллигенции: «Нужны столетья, и кровь, и борьба, чтоб человека создать из раба». Он умел говорить емкими, точными, почти железными поэтическими формулами. Его афоризмы, особенно о родине, однажды запав в сознание, уже никогда из него не выпадают. То не сентенции, придуманные в поучение, а всегда конкретный вывод из поэтического анализа самой жизни.

Кто живет без печали и гнева,
Тот не любит отчизны своей.

Эту формулу можно назвать корневой, всеохватывающей: У нее есть свои производные, применимые к отдельным частностям жизни. Но и в этих случаях они исчерпывающи. Например:

То сердце не научится любить,
Которое устало ненавидеть.

А вот сказано о юности с ее невольными ошибками:

Без слез ей горе непонятно,
Без смеху радость не видна.

Вообще, русская классическая поэзия всегда отличалась своей афористичностью. На мой взгляд, это не просто общий знак таланта, его, так сказать, золотая проба, а нечто большее. Афористичность русской поэзии объясняется прежде всего тем, что она всегда имела активный общественный и философский характер, всегда старалась высветить не частности жизни, а ухватить и закрепить в стихе ее общие закономерности. Русская поэзия была всегда полемичной, а полемика требует четких формул.