Наше всё. Футбольная христоматия

 Сегодня все иначе. Наш нынешний администратор Алексей Терентьев заранее, с самого утра, раскладывает экипировку в раздевалке по нашим креслам. На гостевых стадионах мы садимся как бог на душу положит, и Леха умудряется «предугадывать» наши намерения. Я даже полюбопытствовал, как это ему удается. Оказывается, за день до матча, на предматчевой разминке, он записывает, кто на каком месте переодевался, и под эту схему подстраивается. Вообще это безумно красиво: ты заходишь в раздевалку, а она как живая. Она говорит с тобой и заставляет восхищаться ее красотой. Наглаженные с иголочки футболки с номерами ждут, когда мы их наденем. Рядом с трусами и гетрами — поддевочные майки. На сиденьях — программки. Чистота абсолютнейшая. На столиках чай, вода, лимоны, сахар. Тут же — медицинские принадлежности. Каждый предмет дышит грядущей битвой. Он помогает тебе.

 Я пропитываюсь этой атмосферой, затем беру программку к матчу и, как и все, иду на поле для ознакомления. Состояние газона для меня необычайно важно — если поляна вязкая, значит, нужно надевать бутсы с шестью шипами. У меня они с детства вызывают ужас. Любопытно, но даже в «Лужниках» все исследуют газон. Казалось бы, зачем? Ведь он искусственный, секретов в нем не осталось. Но это привычка. Да и потом вот уже много лет мы приезжаем на стадион за полтора часа (на всякий пожарный). И получается, что почти целый час ты ничем не занимаешься. А поскольку ждать я не умею, то это «дуракаваляние» превращается для меня в серьезную проверку на прочность.

 Шаркаю ногами по траве, рассматриваю пустые трибуны, общаюсь с соперниками (знакомые-то есть везде). У некоторых стрелки скачут вне логики, человеку пять минут кажутся то вечностью, то секундой. Я же время всегда чувствую одинаково, с той лишь разницей, что иногда оно бывает и не в тягость. Обычно это происходит тогда, когда уже стемнело. Свет прожекторов действует на меня торжественно. Кажется, что центр Вселенной именно здесь. Днем твой взгляд может улететь за пределы стадиона, и ощущение значимости растворится, поэтому я больше люблю играть вечером.

 * * *

 Проведя рекогносцировку, отправляемся переодеваться, после чего каждый приступает к индивидуальной разминке. В «Лужниках» наши места стабильные. Я восседаю у окна. Рядом — Калина, дальше — Павлик. Пацаны они общительные, веселые, но здесь уже никаких разговоров нет. И улыбок нет. Если из молодых или легионеров кто-то позволяет себе лишнего, ему быстро дают понять, чтобы не мешал другим концентрироваться. Тренеры лишь несколько минут стоят в уголочке, наблюдая за нами. Владимир Григорьевич был самым активным наставником. Он выбирал себе пятачок и перемещался по нему взад-вперед. Олег Иванович был самым незаметным. В эти пять-десять минут он, с его-то харизмой, умудрялся не притягивать к себе внимания. Смотрел и то как-то украдкой и очень быстро составлял представление о том, как сыграет команда. Даже если видел, что мы не в лучшем психологическом состоянии, все равно ничего не передергивал — доверял своему изначальному выбору. Ни один из спартаковских тренеров не находился в раздевалке от и до. Футболистов нужно оставить наедине с самими собой, чтобы ничей авторитет на них не давил.

 Наиболее значимые люди в раздевалке — массажисты. Бедолаги трудятся в поте лица, за полчаса успевая промассировать 11–16 человек. Каждый из игроков разминается индивидуально. Мойзес чуть ли не гимнастику по системе йоги делал. Дольше всех на моем веку готовился Макс Левицкий. Помимо физических упражнений он выполнял аутогенные. Смотрелся в зеркало, бил себя по щекам, обзывал последними словами. Ему важно было разозлиться. Димка же Хлестов, наоборот, поражал своим миролюбием, граничащим с равнодушием. Переоденется, сядет и сидит. В лучшем случае в руках теребит пластырь, в худшем — дремлет. На поле уже пора выходить, а у него все такой же отсутствующий вид. Матч начинается — он вне конкуренции! Для меня такие метаморфозы до сих пор остаются загадкой.