Наше всё! Футбольная хрестоматия

В Индии, например, говорят: «Когда книга, жена или деньги попадают в чужие руки, то они пропадают для нас; если же возвращаются, то книга — истрепанной, жена — испорченной, а деньги — по частям». В этом афоризме легко улавливается та горькая неполноценность, которая характерна для слова «возвращение». В одну реку дважды не войти. Серьезные специалисты пытались доказать, что люди, пропустившие в современном футболе хотя бы год, обречены. Я никогда не обращал внимания на все эти «невозможно», а ориентировался на великого Эдуарда Стрельцова, который более чем удачно воскрес через семь лет. Разумеется, я не Стрельцов, а простой смертный, но пропустил–то «всего» год. Я убеждал себя: их прогнозы — ерунда, я ни за что не стану той самой истрепанной книгой из индийской истории. Между тем я понимал, что меня поджидают серьезные проблемы. Когда год плаваешь, то, встав на твердую почву, замечаешь, что походка твоя стала какой–то лягушачьей. Но до поры до времени все эти предостережения и пессимистичные прогнозы не только не имели для меня никакого значения, но и казались бессмысленными, как только я начинал представлять свой первый матч после дисквалификации. Скажу откровенно, мечтал я достаточно часто. Те мечты согревали душу, придавали уверенность и улучшали настроение. В своих фантазиях я выходил на поле, отдавал голевые передачи и забивал победные голы.

В жизни все получилось куда прозаичнее. На то она и жизнь. Это в футбольном мире многие скептически были настроены по отношению к игроку, отмотавшему годовой срок, но в спартаковском мире меня ждали. Крепко ждали! И руководство клуба решило сделать мне и болельщикам подарок: провести матч в честь окончания моей дисквалификации. Сам–то я был против этого. «Возвращение после нелепости». Согласитесь, отдает легким фарсом. Но меня убедили, что «так надо», и я признателен всем, кто был причастен к организации той встречи в Сокольническом манеже, и всем, кто сумел туда попасть.

Безусловно, это очень символично, что матч проводился именно в том месте, где каждый сантиметр был родным. В тот злополучный год отлучения от футбола именно он, спартаковский манеж, дарил мне особую радость. Я приезжал сюда гонять мяч с певцами и артистами из команды «Старко». Я открывал те самые двери, которые открывал в детстве. Мне улыбались те же самые вахтерши, которые сидели на тех же самых стульях и десять, и двадцать лет назад. Я переодевался в тех самых раздевалках, в которых готовился к битвам за школу. В манеже точно так же висели сетки, такого же цвета был ковер, точно такие же окна.

Я не раз ловил себя на фантастической мысли, что мне наконец–то удалось попасть в мифическую машину времени и еще раз пережить все, что уже когда–то со мной было. Но тогда я и не подозревал, что мое официальное футбольное воскрешение состоится здесь!

* * *

21 января 2005 года предстояло стать одним из самых значимых дней в моей карьере. Мне еще в ночь с 20 на 21 января мать с сестрой начали кидать эсэмэски, поздравлять с возвращением в футбол. К тому моменту мной уже стало овладевать волнение. Даже уснул не сразу. Лежал в кровати и думал: я должен сыграть так же неожиданно и одухотворенно, как раньше. Предстать перед публикой таким, каким меня помнят. Безумно не хотелось никого разочаровать. Утром проснулся с предпраздничным настроением. В манеж я приехал пораньше, полчаса ходил один — не знал, чем заняться. Побродил по полю, повспоминал, как в юности творил здесь маленькие шедевры. Когда начали собираться ребята, волнение сменилось абсолютным спокойствием, об игре я уже не думал, прикидывал, что скажу на послематчевой пресс–конференции. На установке никто меня не выделял, призыва мне помочь не было.

Выйдя на поле, окинул взглядом балконы — они были забиты битком. Перед началом встречи диктор представил команду. Меня назвал последним. Когда прозвучало: «Егор Ти–и–и-итов — номер девять!» — зрители взорвались восторгом. Меня от такой поддержки за душу схватило, и я с трудом сдержал скупую мужскую слезу. Матч выдался непростым и малость сумбурным. А мне было практически нереально оценить самого себя. Очень разорванная и скомканная картинка получилась. Тем не менее пару раз я выдавал пасы, достойные лучших образцов фирменной титовской игры, и болельщики реагировали на них весьма эмоционально. Когда диктор объявил: «Гол забил Михайло Пьянович с передачи Егора Титова» и грянул гром оваций, впервые осознал: «Вот я и вернулся!»

На послематчевой пресс–конференции с удивлением обнаружил, что журналистов там гораздо меньше, чем я предполагал. Я же тогда не знал, что организационные накладки многим акулам пера помешали пробраться в эту комнату, точно так же, как и далеко не все желающие болельщики смогли попасть внутрь манежа. И это оставило осадок. Неприятно осознавать, что с кем–то, кто хотел сделать тебе приятное и поддержать тебя, поступили нехорошо.