Нашей юности полет

Сачковать можно за счет художественной самодеятельности, отдельных поручений начальства, болезней, блата… «Академики» оказались все прирожденными плясунами, певцами, музыкантами, художниками, хотя на поверку лишь немногие из них умели мало-мальски терпимо орать старые народные песни, пиликать на баяне и рисовать кривые неровные буквы на лозунгах. Если кого-то из них политрук посылал за почтой, на что требовался от силы час, посыльный исчезал по крайней мере на четыре часа. Его находили где-нибудь спящим за печкой. К обеду он являлся сам. И конечно, раньше всех. Блат «академики» умели заводить так, что видавшие виды старослужащие блатари только посвистывали от зависти. Они помогали политрукам готовить доклады и политинформации. Давали адресочки в Москве едущим в отпуск командирам. Получали из дому посылки и подкупали сержантов и старшин пряниками и конфетками, а офицеров — копченой колбасой. В отношении болезней они развернули такую активность, что в санчасти пришлось удвоить число коек. Они ухитрялись повышать себе температуру за сорок, терять голос, заводить понос неслыханной силы, натирать фантастические кровавые мозоли, вызывать чирьи, воспаление аппендицита, грыжу, дрожь в конечностях, желтуху и болезни, которым никто не знал названия. Командир полка хватался за голову и кричал на весь штаб, что его отдадут под трибунал из-за этих симулянтов. Зайдя в Особый отдел, он плюхнулся на стул и сказал упавшим голосом Егорову: «Выручай, брат, одна надежда на тебя!»

А что мог поделать несчастный Егоров?!

Первое ЧеПе

Вторая напасть, обрушившаяся на полк в связи с прибытием «академиков», были вечно голодные доходяги, штурмующие столовую, подъедающие объедки и тянущие все съедобное, что подвернется под руку. Пока командиры не запомнили лица молодых бойцов, в столовой каждый день обнаруживалась недостача нескольких десятков порций. Никакие наказания не могли отвадить доходяг от такого «шакальства». Они как тени бродили в районе столовой. Глаза их лихорадочно горели. Повара, рабочие по кухне, дежурные натыкались на них в самых неожиданных местах. Кончилось это наваждение тем, что «академики» обчистили хлеборезку, оставив весь полк без хлеба на целые сутки. Терпеть такое безобразие было уже невозможно. Пришлось установить у столовой четыре новых трехсменных поста. Егорова экстренно вызвали в дивизию. Дивизионный особняк, не подав Егорову руки, категорически заявил: «Три дня сроку! Или найдешь воров, или…» «Ну, негодяи, — думал Егоров по дороге домой, — теперь я вам покажу, что такое Чека! Не хотели по-хорошему, пеняйте на себя!»

Стукачи-новаторы

И что поразительнее всего, у Егорова не было недостатка в осведомителях. Скорее их был избыток. В первые же дни после прибытия «академиков» к нему в отдел заявился молодой боец, стройный, с тонким, одухотворенным лицом, большими умными глазами. Спросив разрешения войти, он представился: боец такой-то роты такой-то. Егоров про себя сразу же дал ему кличку Интеллигент, впервые нарушив верность русской истории. Интеллигент доложил, что он в школе и в институте был осведомителем, что его кличка Интеллигент (это совпадение ошеломило Егорова), что в Москве ему было приказано доложиться по прибытии в полк. Через пару часов заявился другой боец и доложил, что он был осведомителем в техникуме, что ему было приказано… К концу дня пришел еще один. В течение недели пятнадцать бойцов с умными и одухотворенными лицами доложили о своем сотрудничестве с органами и готовности продолжать его на новом месте. Егоров был в полной растерянности. Если эта орава интеллигентных стукачей начнет работать, у роты не останется времени и сил на боевую и политическую подготовку, а ему круглые сутки придется изучать длинные заумные доносы с непонятными терминами. Нет, так не пойдет. Придется пока этих «интеллигентов» законсервировать и самому выбрать пару надежных общеротных осведомителей и по два на каждый взвод.

Но выполнить свое намерение Егоров не успел: случилось чепе с хлеборезкой. И он вынужден был вызывать «интеллигентов», допрашивать их дотошнейшим образом о положении в роте, грозить, что если они не выяснят, кто ограбил хлеборезку, то пусть пеняют на себя. Но никто из осведомителей ничего путного сообщить не мог. Лишь один из них (тот, который пришел первым) высказал предположение, что хлеборезку наверняка ограбили старослужащие. Под шумок, воспользовавшись тем, что подозрение падет на «академиков».