На этот раз грохнуло куда как сильнее, взрыв выбросил наружу охапку бумажных листов, а Игорь уже был внутри, пытаясь разглядеть сквозь поднявшуюся пыль хоть что-то. Ударная волна опрокинула несколько витрин, разбила все чудом уцелевшие секции стеклянных стеллажей и таки достала одного из укрывавшихся тут.
Мужик лет тридцати, в светлой кожаной куртке и на удивление чистых, неизношенных джинсах, лежал опрокинутый навзничь попавшим в середину лба осколком. Игорь мысленно похвалил себя, валяющийся у руки мужика автомат недвусмысленно давал понять, чтобы случилось с Игорем, сунься он в витрину без подготовки. Он зябко передернул плечами, представляя ослепительный толчок и боль, от автоматной очереди в упор легкий бронежилет не спасал.
Его группа, ворвавшись следом за ним, уже прочесала торговый зал и прикрывая друг друга, скрылась на служебной лестнице, что вела на второй этаж. Игорь туда не пошел, понимая, что противник сбежал, не рискнув связываться с хорошо подготовленной и слаженной группой.
Так и оказалось. На втором этаже обнаружились несколько пустых мешков, гильза от охотничьего ружья и несколько капелек крови, видимо граната все же кого-то задела. Да, вот и пролом в стене, через который и ушли, те, кто предпочел вместо переговоров открыть пальбу. Проклятье, неужели все озверели настолько, что начинают стрелять в людей из-за каких то склянок? Нет, не просто из-за склянок, теперь лекарства стали ценностью, неизмеримой ценностью, почти такой же как и еда. Без лекарств начнутся эпидемии, и их никто не сможет остановить, без обезболивающего умрет от болевого шока раненный, возникнет заражение при любом ранее пустяковой царапине.
Азарт боя отступал, сменяясь звенящей пустотой и учащенным сердцебиением. Лишь сейчас Игорь понял, как вымотал его короткий всплеск сил, он утомленно прикрыл глаза.
– Грузимся по списку, сколько сможем унести и уходим. К вечеру мы должны быть в точке рандеву. Гнатенко и Белкин, вы остаетесь тут, прикрывайте подходы. Эти конечно не вернуться, но на шум могут нагрянуть и более опасные гости.
Гнатенко, доселе глядящий в окно, повернул к нему ухмыляющееся лицо.
– Вот за что я тебя люблю Денисов, так это за умение говорить красиво, длинно и бестолково. У вас на истфаке все такие?
– Нет, через одного. У тебя какие то проблемы, Сергей?
– Никаких проблем, командир, просто не нужно объяснять нам прописные истины.
Игорь подошел вплотную, разглядывая Гнатенко снизу вверх пристальным, нехорошим взглядом.
– Гнатенко, тебя никто не заставлял оставаться, ты волен уйти, как только мы вернемся в поселок. Но до той поры, будь добр выполнять мои приказы и не обсуждать их, понятно?!
Гнатенко слегка попятился, не выдержав яростного напора.
– Да, командир.
Игорь повернулся к нему спиной, бунт был подавлен в зародыше, и теперь следовало выполнять то, ради чего они сюда пришли. Первая встреча с мародерами прошла буднично, и почти не отложилась у Игоря в памяти. Лишь позднее, на обратной дороге он вдруг понял, что несколько часов назад впервые стрелял в людей. И что теперь на его счету есть первый убитый, тот самый мужик в новеньких джинсах. Странно, он прислушался к себе, но не обнаружил внутри ничего, словно убивать давно стало его натурой, привычкой, необходимой как воздух, которого не замечаешь. Впрочем, как выяснилось позднее, это оказалось полезным приобретением.
В окружавших поселок деревнях жило без малого две тысячи человек и первое время после катастрофы, когда из мертвого города потянулись самые первые цепочки беженцев, их еще пускали, расселяя по пустующим домам. Но вскоре, когда ручейки беженцев превратились в полноводную реку, границы рода было решено закрыть. Все прекрасно понимали, что даже в отсутствии пришельцев зима выдастся на редкость тяжелой, а если принимать без разбора всех, то просто не хватит тех крох продовольствия, что сумели собрать и поместить в надежно охраняемые склады. Решение тяжелое, но иного выхода не оставалось. Всех спасти было невозможно.
В пятнадцати километрах к югу от поселка, перекрывая подходы из Питера, протекала неширокая река. Менее ста метров водной глади, реки вообще большая редкость в этих краях. И теперь этот естественный барьер требовалось укрепить, усилить до последней возможности. Пятьсот человек, все, кто предпочел остаться, а не пробиваться с риском домой. Пятьсот человек и три десятка километров речного берега. Пять человек на километр, если расставлять их с учетом трех смен за сутки, ничтожно мало.
Единственный в окрестностях мост разбирать не стали, понимая, что он еще пригодиться самим, вместо этого построив внушительные укрепления и усилив их одним из вывезенных из Арсенала танков. Нет, через мост беженцам было не пройти.