Нашествие

Несколько мгновений они недоумённо стояли в пустой передней зале перед большим зеркалом. Лакей убежал звать хозяйку. В пол отдавало дрожью — танцевали мазурку. Доносились отдалённые залпы, похожие на пушечные, когда все кавалеры разом припадали в прыжке. Бал был в разгаре.

— Однако, — иронически молвил за голыми плечами своих дам князь.

— Где все? — шепнул сестре Мишель.

— О, как я рада! — звонко расцеловалась запыхавшаяся губернаторша: сперва с княгиней, потом с… но Алина в последний момент надменно отшатнулась, и губернаторша чмокнула воздух в нескольких вершках от её напудренной щеки.

— Мы уже думали, вы не приедете! — простодушно призналась губернаторша. — А хозяин танцует, — объяснила отсутствие мужа.

— Завидно, — отозвался князь.

— Вы любите танцевать? — тут же подхватила губернаторша.

Князь Несвицкий ответил поднятой бровью: она что — всерьёз?

— Нас задержали горничные, так досадно. Чувствую, мы пропустили всё веселье, — тут же пропела княгиня.

Алина закатила глаза. Мишель усмехнулся.

— О, веселья ещё хватит. — И хозяйка повела припозднившихся гостей в пёстрый шум бальной залы.

Скоро князь присоединился к разговору по душе. В том смысле, что он мог слушать его вполуха. Княгиня уселась в креслах, откуда другие дамы наблюдали за своими дочерями-невестами. Первый танец Мишель танцевал с сестрой:

— Не допущу, чтобы моя сестра отиралась у стены с кислыми старыми девами.

— Ты очень мил. Но мне всё равно, где скучать — у стены или с каким-нибудь унылым кавалером.

— Может, не все унылые, — заметил Мишель, обводя её в танце.

— На тебя засматриваются, — сообщила сестра.

— Хорошенькие?

Алина улыбнулась:

— На твой вкус или на мой?

— Пусть на твой.

— Боже, посмотри. Что за перья у неё на голове, сорочьи?

— А как тебе граф Ивин?

— Который из двух?

— Алексей забавен.

— На твой вкус, — парировала сестра.

— Хорошо. А Шишкин?

— Кто это?

— Вон тот.

— С бараньей причёской?

— Тебе не угодить. Он сын миллионщика Шишкина.

— Почему они все такие пресные?

— Посоли — и не будут пресные.

Музыканты заиграли каденцию. Мишель подвёл сестру к креслу, где сидела мать. Иронически щёлкнул каблуками и уронил голову на грудь:

— Княжна Несвицкая.

— Шут гороховый.

— А где папа?

— Там, среди местных знаменитостей, — махнула веером княгиня. — Боже, как ужасно одеты дамы. Ты посмотри на эту, в таком возрасте розовое… Я маленькая миленькая сорокалетняя девочка… А у этой что за перо, сорочье?

— А я что говорила? — обернулась к брату Алина.

— Вот эта только ничего. Хотя бы не так провинциальна.

Мишель и Алина посмотрели, куда она показала: на даму в голубом с жемчугом в волосах и индийской шалью на плечах. Мать и дочь подумали об одном: сколько же за такую шаль плачено. Вслух, разумеется, не высказались. Мишель шаль и не заметил — для него не было разницы между той, за которую плачено три тысячи червонцев, и трёхрублевой:

— Она и не местная. Из Петербурга. Приехала вчера вместе со старухой Печерской, мне её зять сказал.

— Из Петербурга? — эхом переспросила внизу княгиня, оживлённую злобу её как рукой сняло. Лишний свидетель случившегося был ей здесь ни к чему.

Алина ответила поверх высокой причёски матери:

— А ты, гляжу, со многими уже перезнакомился.

— Мы, мужчины, быстрее находим общий язык, — ухмыльнулся Мишель. — Нас сплачивает много интересов: карты, вино, лошади.

— Эта в голубом — лошадь?

Княгиня их не слушала, сидела как на иголках. «Петербургских дам здесь сейчас только не хватало». А вторая мысль была: «Знает она — или нет?» Княгиня понадеялась, что нет. Но опасалась, что да. Судя по наряду и манерам, эта дама принадлежала тому же кругу, что сами Несвицкие.

Музыканты на хорах подняли смычки. Мишель двинулся с места:

— Пойду приглашу эту из Петербурга. Хотя бы ноги мне не оттопчет.

Княгиня нашла глазами мужа — спросила его глазами, тот ответил взглядом: а, не хочу ничего знать. Княгиня подняла лицо на дочь. Но Алина смотрела перед собой, поверх голов — прикрыла зевок веером.

— Здесь так вульгарно, так скучно. Я вас оставлю ненадолго, мама. — Алина придержала подол. Проскользнула мимо.

Княгиня проводила дочь злым взглядом. «Ненадолго. Как же. Натворила дел… Теперь нигде нет покоя».

Дамская уборная оказалась лучше, чем Алина ожидала. Это разочаровало: она предвкушала, как сатирически опишет её Мишелю. Но растения в кадках и вазах были свежие. Зеркало — большим и чистым. Пахло духами. Горничная девка, посаженная на случай, если у какой-то дамы развяжется лента, лопнет тесёмка, оторвётся оборка, была в опрятном сером фартуке. И при виде Алины тут же поднялась, поздоровалась — и оказалась не девкой, а француженкой.

Алина сделала знак: ничего не надо. Горничная села и снова превратилась в слепоглухонемого истукана. Алина подошла к зеркалу. Петербургская дама приехала так некстати. Именно сейчас. Как назло. Могла она знать про ту историю? А не знать? Петербург — город большой. Даже в узком светском кругу. Отсиживаться теперь в уборных всю жизнь? Что делать, она не знала.

Алина взяла пуховку. На коробке стояло тиснение по-французски: «Москва, Кузнецкий мост». Алина вздохнула и припудрила лицо.