Нашествие

«Та-а-к! Ещё раз! – И Асакуса обратился к Тэнгу: – Чекисты Шилов и Богданов вместе с их начальником Дерибасом из игры выведены, Юшков, сам того не желая, об этом позаботился. Он здесь, и, если Летова-Старика и Горелова уже нет в живых, значит, свидетелей дезинформации с советской стороны не осталось. Никого! Так-так-так!»

Тэнгу улыбался.

«То есть до тех, кто мог бы сказать, что «Большой корреспондент» был крупной дезинформацией, дотянуться, по крайней мере от нас, с японской стороны, невозможно. Москва не в счёт, там у нас позиций нет, это я знаю точно! Что остаётся? А остаётся, что, кроме Юшкова, о том, что это была оперативная игра Советов, знаю только я».

Асакуса передохнул.

– Ну что ж! – сказал он вслух. – С этого момента можно всё начинать сначала, только в обратную сторону!

Он плотно запахнул полы дзюбана, положил вакидзаси на подставку и поставил рядом Тэнгу, вылил из юноми остывшую воду; вода в котелке тихо кипела, растёртый в порошок зелёный чай хорошо взбился; Асакуса отложил венчик и налил в юноми кипяток. Всё это он делал медленно, как и полагается во время церемонии, и не чувствовал себя виноватым за то, что думал сейчас не о церемонии и не о том, что надо любоваться чайной посудой, чаем, водой и огнём, а о Юшкове, а точнее, о себе и что это было нарушением традиции, но другие мысли в голову не шли.

«Да! – с горечью вздохнул он. – Но всё это я мог узнать ещё в конце октября. Вот так – бить врага сапогом в лицо, пусть даже и спасая его от меча капитана Оямы, – растоптанная хурма в еду не годится!»

Глава 8

На следующий день Асакуса снова, не заезжая в миссию, поехал на конспиративную квартиру, на душе у него было спокойно, отныне Юшков может вести себя как угодно, он, Асакуса, все решения принял.

«Надо вытащить из него всё, пока он… Растоптанная хурма тоже годится! Хоть бы и на семечки. Пусть прорастает».

– Где гость? – спросил он у охранника.

– Ещё спит.

– Как – спит?

Охранник, он же повар, громадный русский мужичина лет за сорок, из казаков, стоял в растерянности.

– Как – спит? – переспросил Асакуса.

– Он, ваше высокоблагородие, господин полковник, всю ночь писал чего-то!

– Так!

– Я не заглядывал, слышал только, что он погасил свет и лёг спать, прямо здесь. Пришлось разбудить и проводить в спальню.

– Зачем?

– Много пакостит, курит, значит, а здесь можно проветрить, тут окно выходит на двор.

Асакуса посмотрел на охранника:

– Толково! Отблагодарю!

– Рады стараться, ваше… господин полковник!

«Ты смотри, столько времени прошло, а все ещё «ваше высокоблагородие»! Крепко вбили господа офицеры его величества государя Всероссийского. Но – красиво!»

– Вы уже здесь? – услышал он из-за спины вялый, заспанный голос.

Асакуса обернулся.

В дверях гостиной стоял с помятым от сна лицом, одетый ещё в исподнее Юшков.

– Пятнадцати минут вам достаточно будет привести себя в порядок?

– А куда торопиться? – тем же голосом промолвил Юшков и почесал в бритом затылке.

Полковник не отреагировал, Юшков потоптался, потом повернулся и вышел.

Асакуса отправил охранника, взял бумаги, исписанные крупным левонаклонным почерком, и сел в кресло.

Стол в гостиной был сервирован на двоих. Через пятнадцать минут Юшков уже сидел на своем обычном месте и курил папиросу.

«Действительно, много курит. Так он мне, в самом деле, всю конспиративную квартиру провоняет!»

– Как спалось? – спросил Асакуса.

– Да какая разница? Вы прочитали то, что я написал? Всё поняли?

Асакуса ответил не сразу, спокойным голосом, не отрывая взгляда от бумаг:

– Вы нервничаете, господин Юшков, и ведёте себя… не как человек, который пришёл в стан врага, чтобы спасти свою…

– Шкуру?

– Я хотел сказать – свою жизнь, но, может быть, ваша поправка даже более справедлива. Чего вы добиваетесь? – Асакуса оторвался от чтения.

– Ха! Я? Ничего! Я предатель, мне терять нечего! Чего-то должен добиваться полковник Асакуса! Вы прочитали то, что я написал? – снова повторил он.

Асакуса отложил бумаги:

– А вы не боитесь?..

– Умереть? – Юшков резко встал. – В который раз?.. – Кофе из чашки в его руках выплеснулся на белую скатерть и его белую рубашку. Он сипел, почти орал. Одним движением он сорвал носок вместе с домашней туфлей и задрал ступню – под скрюченными пальцами розовели бугры обожжённой глянцевой оплывшей кожи. Глаза Юшкова покраснели, остановившиеся зрачки стали белёсыми и выглядели страшно. Свободной рукой он смачно, с огненными брызгами, одним ударом растоптал в пепельнице папиросу. – В четырнадцатый или в пятнадцатый?

– Мы следовали инструкциям и старались быть осторожными!

– Надо было лучше следовать инструкциям и быть более осторожными! После моей смерти ещё долго были бы живы и Летов, и Горелов!

Асакуса встал и вышел из гостиной, всё-таки спокойствие давалось ему тяжело.

На кухне сидел переодевшийся во всё белое охранник.

– Водка есть?

– Так точно! – рявкнул он и свалился под тяжёлым ударом Асакусы.

– Принесёте графин, маслины и рыбу.