Нашествие

Сопровождающие, оценив смертельно белое, напряженное лицо командира, и виднеющиеся за его спиной останки дома, без пререканий развернулись, скрывшись из виду. Игорь обессилено присел на груду битого кирпича, и спрятав лицо в ладонях, замер. Слез не было, их все он выплакал, когда хоронил жену и малышей. Просто теперь в душе прибавилось пустоты, по незарубцевавшейся еще ране, хлестнул новый, дробящий кости удар. Игорь сидел и вспоминал. Маму, к которой он всегда мог подойти со своими детскими проблемами, и всегда при этом рассчитывать на ласку и понимание. Отца, всегда молчаливого и размеренного, с неизменной ироничной усмешкой в уголках рта. Когда то давно, совсем маленький еще Игорь часто видел сон. В том сне, родители, взявшись за руки, уходили вдаль по улице, а он, крича, бежал вслед за ними, бежал и никак не мог догнать. И вот теперь они ушли от него навсегда, и он, как и в своем детском сне, так и не сумел их догнать!

Сколько он просидел вот так, замерев неподвижно, опершись на испачканный в пыли пулемет, без единой мысли, Игорь не знал. В себя он пришел, когда уже садилось солнце, часа четыре, а то и все пять, послушные приказу охранники так и не рискнули потревожить погруженного в горе командира. Игорь с трудом разогнул сведенные от долгой неподвижности мышцы и поклонился развалинам.

— Простите меня.

Сегодня он похоронил их во второй раз, лишив себя последней надежды на то, что они все же выжили. Тогда, в первый раз, Таня помогла ему перенести мысли об их смерти, сейчас же рядом с ним не осталось никого, кто мог бы взять на себя хоть кусочек его горя. Один на всем белом свете. Последний из рода.

Игорь, как мог отряхнулся от пыли, глубоко вздохнул, стараясь взять себя под контроль, и когда вышел к ожидавшим его людям, никто не смог бы прочитать по его лицу, что твориться в душе у командира. Вождь не должен показывать слабость. Тот, кто ослабел, недолго останется у руля, идут лишь за тем, кто сильнее. И Игорь неимоверным усилием, загнал боль глубоко вовнутрь. Когда-нибудь потом он разберется с тем, что накопилось глубоко в душе, сейчас не время.

Глава 17

… Если ты потерял все дорогое в жизни, то помни, что силу жить можно черпать откуда угодно, например, в чувстве долга. Найди себе цель, и если признаешь ее достойной, живи ради нее. Вскоре ты увидишь, что смысл приходит снова…

Отрывок из Наставлений Основателя

Из Вологды они выехали на следующее утро, слишком рискованно было двигаться по ночам, железнодорожное полотно было изношено, мощные фары локомотива Игорь, боясь быть обнаруженным с орбиты, зажигать запретил. В итоге, в редкий день они проезжали более полутора сотен километров, но и эта скорость многократно превосходила ту, с которой они бы топали на своих двоих. И то, что раньше на этот путь у скорого поезда уходили от силы сутки, не умаляло их достижения. Несколько раз им пришлось разгребать завалы на узловых станциях, тратя на это по два три дня, а однажды, натолкнувшись на старый оползень, потратили почти неделю, заменяя искореженные рельсы. И тем не менее, к середине июля, они уже проехали разрушенную почти до основания Пермь. Они въезжали в нее в середине дня, и еще на подступах стало ясно, что с городом что-то не то. Игорь приказал до предела замедлить ход. Когда только пошли пригородные кварталы, прижавшиеся к окнам люди охнули. Огонь погулял тут на славу, не уцелело ни одного целого деревянного дома, а каменные, оплавленными свечками вырастали из покрытой пеплом земли.

— Сюда что, атомную сбросили?

На сказавшего испуганно обернулись, все представляли себе, что такое радиация, а ни одного дозиметра у них не было. Вполне возможно, что сейчас их тела пронизывает жесткое излучение, но до тех пор, пока не свалится от лучевой болезни первый из них, угрозу они оценить не могли. Люди запаниковали, и кто знает, к чему бы привело подобное развитие событий, если бы не стала понятна причина бушевавшей восемь лет назад огненной бури.

Железнодорожные пути пересекала бесконечно длинная, шириной около ста метров полоса спеченного до стеклянистого состояния грунта. Высотки, через которые проходил след чудовищного оружия, были расплавлены до фундамента, уродливыми наростами отмечая путь луча. Жар был так силен, что кирпич и бетон сплавились в однородную белую, блестящую на солнце субстанцию. На превращенных в потеки асфальта улицах ржавели вплавленные в дорожное покрытие остовы машин. Пермь сгорела в одну ночь, и вряд ли кто сумел спастись из центральных районов. Кого не убил огонь, те задохнулись в облаках дыма или сварились в пару испарившейся реки. Страшная участь. Даже самый безнадежный бой лучше, чем сгореть без шансов взять взамен вражескую жизнь.