Нашествие

Богатырь? Здесь? Шапка-невидимка работала по немного другому принципу, чем отводящие глаза чары, так что богатыри не должны были его видеть, но это только в теории. Взгляд богатыря куда острее, чем у обычного человека; даже Марья, готовя покушение на князя Владимира, не полагалась только на шапку-невидимку: убийца должен был находиться в тени, чтобы Колыван его не успел разглядеть, и из тени нанести свой удар быстро и смертоносно. Трудней всего было вернуть потом шапку-невидимку, но Марья кого-то подкупила среди слуг и заполучила диковину обратно.

– Ты кто? – спросил богатырь. – Меня Ставр зовут, может, слышал?

– Лазутчик я, – врать сейчас смысла было мало, – и о тебе я слышал.

Ратибор слышал о Ставре, даже видел его как-то на приеме у Василисы, еще в Тривосьмом царстве, давным-давно, в мирные времена. Но сейчас в этом измученном человеке он никак не смог бы признать того гордого и холеного боярина.

– Времени мало, разбей цепи, будь другом. Не могу больше терпеть, я не выдержу. Даже у богатыря есть предел, а меня пытают с тех самых пор, как я к ним в плен попал. Освободи меня.

Ратибор принялся искать, чем бы разбить цепи, но все, что лежало вокруг, было либо острое, либо раскалено на огне.

– Ты как к ним в плен-то попал? – чтобы не молчать, спросил Ратибор, осматривая ящики в поисках молота или зубила.

– Мы с Микулой думали их остановить. Вдвоем, – богатырь грустно усмехнулся, – но это же непобедимый Микула Селянинович, а я так, на подхвате. И вдруг, прямо посреди боя, Микулу покидают его богатырские силы. Он даже бревна поднять не может, я растерялся. Его и убили в момент, а меня скрутили. Остальное и сам видишь.

– Да вот же… – Ратибор вдруг увидел, что на самом видном месте висит ключ, и выругался на себя за недогадливость.

Ставр освободился от цепей и принялся потирать затекшие руки.

– Как ты убежишь? Тут же полно охраны. У меня шапка-невидимка, я выскользну, но она на двоих не работает.

– А кто сказал, что я собираюсь убегать? – Ставр криво усмехнулся. – Хоть погибну, как русский богатырь, сражаясь.

Из коридора послышались шаги, тюремщик возвращался.

– Ийду-спешу, мой дружочьек; знаю, ты вже соскучився по мине, – медовым голоском весело пропел палач. Богатырь достал из горна раскаленный железный прут и хищно улыбнулся:

– Очень соскучился… А ты беги и не возвращайся; скажи, что я хоть погиб, как русский богатырь: достойно, сражаясь с врагом. Живым я им больше не дамся, ну уж нет!

Как только дверь открылась, в камеру зашел мурлыкающий что-то себе под нос палач, в руках он держал острый ножик. Раскаленный прут врезался ему прямо в лицо; выронив нож, пыточных дел мастер завизжал, а богатырь приложил шипящий прут к шее своего мучителя.

– Беги, говорю! – рявкнул он на Ратибора. Окрик был совсем не лишним: крики палача пробудили охрану, которая уже топала сапогами совсем рядом. Ратибор юркнул в какой-то альков, мимо пробежали пятеро охранников, из камеры донеслись крики и звон стали. Через какое-то время из камеры вышел окровавленный Ставр, в обеих руках он сжимал по мечу, глаза его горели каким-то безумным азартом, он смеялся во весь голос, опьяненный боем. Ратибор на его месте предпочел бы тихо сбежать, но это не его пытали уже чуть ли не полгода, к тому же он не был богатырем. А во дворце меж тем уже гремела тревога, звонил колокол и стража бежала к тюрьме со всех ног. Надо убираться отсюда куда подальше; если этот безумец решил героически умереть, то он на такое не подписывался.

– Держись, Сигизмунд, я уже иду! – угрожающе пообещал освободившийся пленник и кинулся к выходу.

Ратибор с удивлением заметил, что сжимает в руках острый нож, тот самый, который нес палач. Зачем он его поднял и как, этого он не помнил. А до спальни наследника совсем недалеко, тем более стража сейчас и так всполошилась. И что? Он же не собирался убивать ребенка, верно?

Так было, но до того, как он увидел пыточную и встретил пленного богатыря. Это словно вернуло его на землю, отрезвило. Не то чтобы он жил первый день на свете и не догадывался, что такое бывает, и все же… Одно дело знать, другое – самому увидеть, прочувствовать. И Ратибор вдруг явно осознал, что этот очаровательный малыш с прекрасными васильковыми глазами уже через какие-то двадцать – тридцать лет будет отправлять людей сотнями в этот чудесный подвал. И что и палач, и король Сигизмунд тоже когда-то были такими вот очаровательными детишками, радуясь приходу мамы и улыбаясь солнцу.

И в нем что-то сломалось, что-то важное, но неуловимое. Ратибор, отбросив сомнения, метнулся по коридору, где стражи не было. У двери наследника все так же стоял страж с собакой, но только один. Псина зарычала, но лазутчик действовал быстро, он просто пролетел мимо стражника и рычащей псины, с силой ударив в дверь. Дверь не была заперта, ребенок сидел на руках у кормилицы и сосал грудь. На мгновение Ратибор все же заколебался, но в памяти снова всплыл образ пыточной, и он крепче сжал нож.