Нашествие арабуру (СИ)

Если вы думаете, что мы забыли о хакётсу с мальчиком-поводырем, то ошибаетесь. Они притаились невдалеке за каменным забором, наблюдая в щель за происходящим с мрачным спокойствием Будды. В конце мальчик даже уснул. Он был очень хладнокровным, уравновешенным и даже казался сонным, он только на первый взгляд. В его душе бушевали страсти, как у любого двенадцатилетнего мальчишки.

Наверное, хакётсу, которого звали Бан, мог бы спасти Акинобу, но он остался сторонним наблюдателем, не потому что не мог помочь, а потому что знал, что так угодно Будде. Не зная промысла Богов, не стоит ввязываться, думал он. И правильно сделал, ибо, сам не зная того, спас две жизни.

Когда кэбииси с радостными криками утащили Акинобу, Бан встал, плюнул на горячую землю, отряхнул колени:

– Пора! – и надел на голову корзину с маленьким окошком для глаз.

Мальчик-поводырь, которого звали Кацири – значит, «умный», с таким же безразличным видом, словно видел подобные сражения каждый день, поднял котомку из рисовой соломы, закинул ее за плечи и молча тронулся за Баном.

Они шли долго. Мальчик-поводырь нужен был не только для маскировки. Бан ни разу не оглянулся, зная, что мальчик никуда не денется. Цель, стоящая перед ними, с каждым днем обозначалась все четче и четче, и мальчик как нельзя лучше подходил для ее реализации. Наконец они миновали квартал горшечников и вышли на окраину города к реке Ёда. Бан снял с головы корзину, чтобы лучше обозревать окрестности.

Трава вначале была, как и везде, желтая, выгоревшая, но чем ближе к реке подходили Бан с мальчиком, тем она становилась зеленее. В конце концов им пришлось раздвигать ее руками, и они вступили в зловонное облако городской клоаки, хотя издали она казалась цепью озер, заросших по краям чахлым тростником и полусухими ивами.

Бан стал дышать мелко и часто – единственное, что помогало в этом месте.

– Не сметь! – прикрикнул он на мальчишку, когда тот зажал нос. – Дыши! Дыши, как я!

По лицу Кацири невозможно было ничего понять – боится он или нет, оно было только очень решительным, словно ему предстояло прыгнуть в котел с кипящей водой. Каждый раз у него такое лицо, отметил Бан, но ничего не сказал.

На берегу зловонного озера Кацири разделся и натерся густым, как воск, маслом. Зловонный запах смешался с запахом сосны и медвежьего жира и еще чего-то, что трудно было определить. Бан и мальчик давно привыкли к этой смеси запахов, и поэтому даже дома им казалось, что пахнет нечистотами. Тело у мальчика было очень мускулистым, будто состояло только из жил и мышц. Масло сделало его фигуру рельефной, как корни дерева, выпирающие из земли.

Мальчик привязал к груди камень, взял в рот бамбуковую трубку и безропотно вошел в нечистоты.

– Мелко… – сказал он, оглянувшись.

– Иди, иди… – лениво ответил Бан.

Вокруг мальчика стали всплывать огромные пузыри. Воздух стал еще зловоннее. Бан наблюдал, как мальчик все глубже и глубже входит в нечистоты. В самом глубоком месте жижа доходила до шеи. Мальчик пропал. Над поверхностью осталась торчать одна трубка.

Бан сел в позу лотоса и стал ждать. Припекало. Он сорвал лист лопуха и накрылся им. Мир стал зеленым и веселым, если бы не запахи. Но Бан терпел. Он умел терпеть. Такова была его профессия, и он обучал ею Кацири. Когда-то он и сам нырял в такие сточные воды, был здоровым и сильным. С тех пор прошло много лет и, оказывается, мир не изменился. Его профессия снова стала востребованной. Но теперь он сам нырять не мог. Задыхался.

Когда минула половина стражи и солнце присело над покосившимися крышами города, он бросил в воду камень. «Плюх!» – камень упал, как болото, без брызг. Разбежались только три ленивые волны. Однако ничего не произошло. Бан хмыкнул и бросил камень побольше. Снова ничего не произошло. Бан выругался, отшвырнул лист и в нетерпении заходил по берегу. Ему не хотелось лезть в нечистоты. Но делать было нечего. Он уже стал раздеваться, когда над жижей всплыли пузыри. И сразу появилась голова мальчика, похожая на панцирь черепахи. Слава Будде, облегченно вздохнул Бан и сел, он перед этим крикнул:

– Вылазь, негодник! Слышишь!

– Я уснул, я уснул, учитель! – оправдывался мальчишка, с трудом раздвигая перед собой зловонную жижу.

В воздухе распространилась такая вонь, что Бан едва сдержался, чтобы не отбежать в сторону. И хотя они специально не ели двое суток, желудок грозил исторгнуть все, что в нем еще оставалось.

– Я тебе усну в следующий раз! – разозлился он. – Я тебе усну. Чему я тебя учу? Забыл?

– Не забыл, учитель, – испугался мальчишка, выплевывая изо рта грязь. – Считать надо.

Глаз у него не было видно. Вместо глаз – одни белки.

– Ну так считай!

– Я больше не буду…

– Ладно, хорошо, – вдруг успокоился Бан. – Беги в реку, мойся, нам пора домой.

На воздухе черная грязь, которая покрывала Кацири, стала мгновенно сохнуть, и пока он добежал до реки, она уже отваливалась кусками, обнажая красную воспаленную кожу.