Нашествие даньчжинов

Дом, куда он меня принес, стоял на отшибе поселка, далеко за крепостными стенами. Он был похож и на морской маяк, и на отдельно стоявшую крепостную башню с трапециевидными стенами, а в общем-то - традиционный дом зажиточного даньчжина. Правда, известь со стен уже пообсыпалась, и некому было убрать "камни, скатившиеся с диких вздымавшихся сразу за домом скал. Здесь проживала двадцатисемилетняя ведьма, пользующаяся мрачной славой человеконенавистницы. На второй же день своего пребывания в монастыре я попытался с ней познакомиться. Ведьмы меня интересовали по вполне профессиональным причинам. Но она пообещала спустить на меня собак, если я не уберусь куда-нибудь подальше. Что я и сделал...

Когда Говинд со мной на руках вошел в дом, хозяйка сидела на корточках перед большим тазом с грязной посудой. Сквозь клубы пара на нас смотрела рослая мрачноватая женщина с копной иссиня-черных спутанных волос, в которых сиротливо приткнулись две-три бамбуковые шпильки.

- Доброго тебе урожая, Чхина, - произнес традиционное приветствие Говинд. - Этого человека зовут Пхунг. С ним произошла та же беда, что и с досточтимым монахом Бутхом, которого не смогли спасти даже лучшие лекари монастыря. А если ты наслала на Бутха... то... ту болезнь - так все говорят, лично я в это не очень верю...

Он смешался под ее тяжелым и пристальным взглядом. Потом упрямо тряхнул головой, да так, что даже свалилась трапециевидная, полумонашеская-полувоенная шапочка, по которой можно издали определить человека охраны. Позже Говинд рассказывал, что Чхина сшибла с него шапку взглядом.

- Я не хочу, чтобы мой чужеземный друг умер так же, как монах Бутх.

Женщина кивнула. Ее полные сильные руки автоматически шаркали пучком травы по деревянной, с отколотыми краями тарелке.

- Это тот самый Пхунг, которого несли в банной лохани через весь чхубанг? - спросила она грудным низким голосом.

- Тот, - ответили мы разом.

Я бы рассмеялся, если бы не хомут и не шип. Хомут жег, шип покалывал.

Одежда ведьмы была под стать ее облику: простая и грубая, из коричневой шерсти яка. Чхина посмотрела на меня, как мне показалось, вопросительно, и я, волнуясь, начал рассказывать о своем странном недуге. Она внимательно слушала, продолжая терзать тарелку. Потом опять кивнула.

- Ты где-то прикоснулся к плохому взгляду. Или к плохому человеку. Может быть, в храме или на улице - там полно плохих людей.

- И что же теперь делать, Чхина?

- Я напущу на тебя любовь. Сразу полегчает.

- К-какую любовь?

- Я приворожу тебя к себе, и ты позабудешь про шипы.

- Что-нибудь другое, - сказал Говинд как можно вежливей. Привораживать любовью не надо.

- Почему не надо? - спросил я.

- Зачем тебе вместо одного шипа другой? Еще неизвестно, какой хуже.

Я смотрел на женщину, она на меня. Теперь я разглядел ее как следует: смуглое крепкое лицо с выступающими, как у всех даньчжинов, скулами, удлиненные к вискам глаза с голубоватой склерой и чуть расширенные подрагивающие ноздри выказывали затаенную чувственность... Все это порождало ощущение какой-то странной, редкостной красоты, неизвестной в моем мире. Ну да, ведь здесь Другое Время.

- Имей в виду, Пхунг, - сказал Говинд в обычном своем суровом стиле, у нее три мужа, и они служат при дворе князя.

Да, я уже знал о древнем гималайском обычае, когда братья являются мужьями одной женщины. Когда-то в горах было мало женщин - так объясняют этнографы.

- Что ты так беспокоишься?

- Наверное, вам нужно знать, Пхунг, - он опять перешел на "вы", даньчжинские женщины никогда не изменяют... Разводов у нас тоже не бывает. Вы умрете от любви к этой женщине, Пхунг!

- Кто-нибудь уже умер? - спросил я. - От любви к вам, Чхина?

- Никто не умер, - ответила она очень просто, словно речь шла о грязной посуде.

- Но вы кого-то уже приворожили?

Она кивнула.

- Вот видите, - я тоже перешел на "вы". - Значит, надо попробовать.

Ведьма выставила за дверь грозного начальника охраны, чтобы он не мешал, а мне велела подсесть к тазу. Морщась от боли, я повиновался. Мы вместе мыли посуду и мирно разговаривали, перепрыгивая с одной темы на другую. Никаких ее тайных намерений по отношению ко мне я не обнаружил. И она убедилась, что меня на самом деле донимает шип. В общем, познакомились.

Поразительно было то, что она полчаса мыла одну и ту же тарелку, да так и не вымыла, мне пришлось сдирать пучком травы остатки засохшей пищи. Да и убранство дома говорило о том, что хозяйка не из чистюль, любящих уют и порядок. Где попало висели пучки трав, даже на портретах каких-то стариков. Два беспомощных щенка ползали по неубранной постели на циновках. В темных углах висели тенета.

Она заметила, что я озираюсь.

- Надо будет прибрать. Ты поможешь, когда вернетесь из леса.

- С удовольствием, - сказал я в некотором замешательстве.

Удовольствия мало. Разве может нравиться такая работа. И посуду мыть не может нравиться. Мне не нравится, я и не делаю.

- А что вам нравится, Чхина?