Нашествие даньчжинов

Не успел я набить себе новых шишек, как среди непроглядной тьмы проклюнулся слабый таинственный огонек. Я пополз, стараясь быть ловким и бесшумным, но чемодан с грохотом колотился о камни и деревья, а спортивная сумка хваталась за каждую колючку.

Вскоре я увидел лысоголового старика на берегу тихой заводи, отгороженной от ручья камнями. Абсолютно голый, он сидел в позе Будды и не мигая смотрел на пламя светильника у своих ног. В черном зеркале омута трепыхалась крупная ночная бабочка, и от нее расходились круги. За спиной старика угадывались очертания хижины с травяной крышей. До чего же приятная картина!

Я перешел вброд вместе с вещами, поздоровался со стариком. Он и ухом не повел, хотя пламя светильника заколебалось и лизнуло закопченный край глиняной плошки.

Я сел на приятную шелковистую травку и стал ждать, когда старик очнется. И незаметно уснул...

Уже утром я вскочил, как ужаленный. Мне приснилось, что старик ушел, не заметив меня. Слава богу, он продолжал сидеть в прежней позе, но уже смотрел, не мигая, на свежее умытое солнце, выползающее из-за гор.

Я искупался, опять подремал, а когда солнце начало припекать, старик повернулся ко мне и спросил на английском, кто я и как здесь оказался. Когда я ответил ему по-даньчжински, его слегка одутловатое лицо стало очень добрым и приветливым. Он странным образом напомнил мне сурового отца, когда тот был пьяным и добрым.

- Значит, не хиппи? Не браконьер? Но тогда что ты тут делаешь?

- Сувениры искал, - ответил я с легкой беспечностью.

- Но здесь запрещено искать сувениры. Даже просто так ходить запрещено!

- Я проехал много тысяч километров, чтобы добраться до вашего заповедника.

Слово за слово, мы разговорились. Ему было лет семьдесят, но выглядел он гораздо моложе, несмотря на чудовищные складки жира на животе. В далекой молодости он учился каким-то наукам в Англии, во Франции, в Германии и имел различных дипломов и свидетельств не меньше, чем я. И еще ему явно понравилось, что какие-то потусторонние силы вывели меня точно на его огонек.

- То, что пишут о нас там, - он махнул рукой в западном направлении, сплошные глупости. И что мы упрямые дикари, и что мы фанатики, и что упорно цепляемся за средневековье. А у нас здесь совсем другое: нет ни партий, ни профсоюзов, ни телевидения, ни капиталистов, ни коммунистов, нет национальной вражды. У нас всего одна нация - даньчжины.

- Ну, не все плохо про вас пишут. И о животном мире - хорошо, о гордых и красивых людях, о вашей религии...

- О религии? - он осуждающе причмокнул, покачал головой. - Меня всегда удивляли люди, которые пишут о том, чего не знают, чего не могут знать.

- Наверное, я затронул больной вопрос даньчжинов - отношения с другими народами. Может, поэтому старик сгоряча посвятил меня в некоторые подробности.

- Само слово "даньчжин" - что оно означает? Почему в соседних с нами странах есть гуркхи, шерпы, бенгальцы, тибетцы... а у нас только даньчжины?

- Я смог лишь сказать, что это слово очень древнее, насколько мне известно, поэтому трудно с определенностью судить о его этимологии...

- Не в том дело! - Старик стал торжественным и вроде бы покрупнел телом. - Иностранцам мы такое не рассказываем. Поэтому они не знают толком ни нашей истории, ни религии. А то, что они расписывают в толстых книгах с картинками, - домыслы, построенные на случайных и второстепенных фактах, которые мы позволили им собрать, купить или украсть.

- Но чтобы не было домыслов, - осторожно возразил я, - почему бы не дать им не второстепенные факты?

- Бесполезно. Мы - в разных Временах. Вы все видите в своем Времени, а мы - в своем. Наша мудрость очень красивая, благоухающая. Вы же видите ее без запаха, без цвета, без красоты, она вам кажется мертвым серым камнем, упавшим из прошлого.

Я слушал его со всем вниманием.

- Вы, приезжие, ходите по нашему Времени, окружив себя оболочкой из вашего Времени, - продолжал вещать старик. - Вы спотыкаетесь о наши святыни и не видите их. Даже если хотите видеть, не видите. Вы - в другом Времени.

- И чтобы попасть в ваше Время... что нужно сделать?

- Он подумал и не ответил. Я понял: не захотел ответить. Я спросил, как его звать, он опять поразмыслил.

- Имя, которое я ношу, тебе , не нужно знать. Назвать вымышленное или свое прежнее - нехорошо. Зови меня просто "человек духкхи".

Духкха - что-то вроде обобщенного понятия страданий, мук, неудовлетворенности, короче говоря, стихии отрицательных эмоций. Но на мученика толстый старик походил мало.

Мы позавтракали какой-то жидкой несоленой кашицей, и он вывел меня на тропу, с трудом различимую в высокой траве.

- Я вижу тебя насквозь, ты человек добрый и понимающий, что такое духкха. Поэтому иди с миром по этой удобной дороге. Она выведет тебя к шоссе, которое тебе знакомо... Чем больше будет добрых людей в вашем Времени, тем будет лучше для нашего Времени. И кто знает, может, в своем новом рождении ты станешь даньчжином?

- Мне нужно в монастырь, о человек духкхи! А не на шоссе, ведущее в город.

- В монастыре тебя ждет очень тяжелое наказание.