Он кивнул, по-доброму посмотрел мне в глаза.
– Желтый Раджа остался один. Королевских горных тигров больше нет. Пусть тэураны его убьют и уходят. Тогда в княжестве даньчжинов опять наступит мир и покой.
– Вы это решили… на совете совершенных? Старичок кивнул.
– Не надо, Пхунг, переживать. Все будет хорошо.
– Желтого… отдаете браконьерам? Лишь бы был покой?
– Да, Пхунг. Покой – самое главное. Из Покоя вырастают и мудрость, и сытость.
– И все согласились?
Он удивленно поднял брови.
– Кто все? Народ? Народ любит совершенных. Слово совершенных произносит глашатай на храмовой площади, и оно становится законом.
– Ну да. А преступивший закон надевает вот это. – Я в сердцах толкнул кулаком хомут и свалился вместе с ним с кровати.
Старичок бросился мне помогать, потом произнес осуждающе:
– Ты только подумал плохо и сразу упал. Даньчжины никогда не думают плохо, потому не падают.
Я хотел захохотать, но вместо этого быстро спросил:
– Что такое «даньчжин»? Старичок покачал головой.
– А что означают слова «индеец», «англичанин»?
– Вы не знаете? Или… – Вот тут-то я его и поймал! Получалось, что совершенный восьмой ступени слукавил? Это означало, что совершенный не добрался и до третьей ступени совершенства!
Он что-то понял, и в его глазах отразился ужас. Он торопливо принялся объяснять, что я не правильно его понял, потому что иностранец. Но иностранец я хороший, колоду не сбросил, а слово «даньчжин» означает на древнейшем наречии – «не имеющий своего мнения». Оказывается, когда-то народ делился на «даньчжинов» и «диньчжинов» – «имеющих свое мнение». И все крепости-чхубанги построены на местах сражений даньчжинов с диньчжинами, точнее, на курганах из костей диньчжинов…
Духовный Палач удалился в большой тревоге из-за моего молчания и своей болтливости. Он решил, что пал в моих глазах, но, наверное, не понял, что все они пали в моих глазах, потому что отдали Желтого на съедение тэуранам.
У меня поднялась температура. Надо что-то делать – снять хомут, глотать таблетки, переливать кровь. Надо было спасать свою жизнь! Но я сидел на огромной постели, скрючившись, слушая болтовню хозяйского транзистора. Говорили по-китайски, и я не понимал ни слова.
Кто-то поднимался по лестнице на верхний этаж, послышались голоса. Дверь раздвинулась, и я увидел Чхину – лицо оживленное, волосы причесанные. На ней было ослепительное красное одеяние: юбка по щиколотку и безрукавка. Красный цвет в местном понятии – символ женской силы, властвующей в мире. Она пришла властвовать? Над кем? Неужели надо мной, несчастным, жалким колодником с температурой тридцать восемь и пять?
Господин Чхэн суетился вокруг гостьи с любезной улыбкой, предложил ей кресло, потом принес круглый маленький стульчик, но Чхина, подтянув на мощных бедрах юбку, села на коврик возле кровати. Китаец побежал на нижний этаж за чайным столиком.
– Ты все не идешь и не идешь, Пхунг. – Она смотрела на меня, подперев кулаком подбородок. И чуть смущенно улыбнулась. – Вот я и пришла сама.
Она умела смущаться? Вот так открытие!
– Я рад тебя видеть, Чхина… Извини, я в таком виде… совсем не ожидал, что ты придешь…
– Твой хозяин тоже не ожидал. Он побледнел, когда увидел меня. Ты сильно мучился без меня? Ты ведь заболел от любви?
Ничего-то ты не умеешь, милая. Даже приворожить как следует не смогла. Стыдно сказать, но я почти не вспоминал о ней все эти дни.
Я не успел ответить – прибежал господин Чхэн с лакированным низким столиком, который он держал как поднос. На столике – чайная посуда, сладости, салфетки.
– По радио передали, восточный ветер будет дуть еще несколько дней, – радостно сообщил он. Потом с ловкостью официанта налил в крохотные чашечки почти черный даньчжинский чай. – Может, открыть окно? Такие деньки! Такие деньки! Настоящее счастье для земледельцев. Господин Главный Сборщик Налогов будет доволен.
Он кинулся к окну, а я отпил глоток из чашечки, и она оказалась пустой.
– Мне было так скучно все дни, – тихо проговорила Чхина, чтобы не услышал хозяин отеля. – И знаешь, что я сделала?
На ее щеках появился румянец. Я заметил на ее платье следы неумелой штопки.
– Наверное, разбила какой-нибудь кувшин? Чхина хмыкнула, заговорщически прошептала:
– Я приворожила к тебе одну женщину.
Еще этого мне не хватало! Я пробормотал в замешательстве:
– Какую женщину?
– Себя.
Глаза ее искрились. Она наслаждалась полученным эффектом.
– И что теперь будет? – спросил я.
– Не знаю, – беспечно ответила она.
Хозяин уловил, что разговор наш не предназначен для чужих ушей, поэтому вышел из комнаты на цыпочках. Но я был уверен, что он стоит за дверью, прижавшись ухом к замочной скважине.
Неловким движением Чхина опрокинула чайничек и вскочила, наделав еще больше переполоху – вся посуда оказалась на полу. Женщина стряхивала с себя чай, капли.
– Все из-за тебя! – сказала она.
– Из-за меня? – опешил я. – Ты за столиком, я тут, на кровати…
– Все равно из-за тебя! Ты пошевелился, а я думала, что-то хочешь сказать, на тебя посмотрела…
Ну что ты с ней поделаешь? С меня хватит и моих забот!