Нашествие мёртвых

Через какое-то количество минут Славик приспособился ещё легче переносить словесное цунами подруги своей девушки. Делая вид, будто внимательно её слушает, он начал заниматься совершенно другим. Повернувшись к залу, в который смотреть уже надоело, почти что спиной, так, что тусклый свет оттуда стал падать ему в затылок, хоть и немного сбоку, продолжая время от времени кивать ей и поддакивать, он стал… Беззастенчиво её разглядывать. Как это часто бывает, знаешь человека вроде бы и не первый день, а как следует разглядеть-то его и не можешь. Именно так было у Славика по отношению к Эллен. Посмотри он, вот так же пристально, на неё в какое-нибудь другое время, она, как и окружающие, могла бы ещё и не так понять. А тут выдалась такая возможность.

Славик стоял и внимательно рассматривал на её лице буквально всё, что там вообще, в условиях притушённого освещения зала «Сахары», можно было разглядеть. Они стояли так, что свет падал Эллен прямо в лицо, в то время как глаза Славика оставались в тени, и это помогало тому подсматривать незаметно. Та-ак! Глаза… Увидеть в полумраке зала их цвет оказалось невозможно. Рассмотреть получалось только, да и то не очень чётко, как они были накрашены и подведены. Впрочем, Славик и так знал, что они у Ленки зелёные. От своей ненаглядной как-то слышал… А вот нос – тот рассмотреть получилось отлично. Вздёрнутый такой, курносик, почти такой же миленький, как и у его Ксюхи! Раньше он этого почему-то почти не замечал. Та-ак! Теперь брови. Брови отличались от Ксюхиных чёрных, будучи куда светлее, отчего при слабом свете были видны похуже, несмотря даже на то, что Эллен их подкрашивала. Оксанкины, почти смоляные, здесь выглядели поприкольнее! То же самое Славик мог сказать и об их волосах. Та-ак, дальше, что у нас с губами… А губы красить тёмным Ленке, пожалуй бы, не стоило! Выглядит как-то… Хотя, может на самом деле и ничего. Вон, его Ксюха на прошлой неделе тоже какой-то очень уж тёмной помадой накрасила, и ему понравилось.

…Оксана вообще стала отдавать предпочтение черным или, по крайней мере, тёмным цветам почти во всём. Это у неё после смерти папы. Никак не может пережить. А ей, в общем-то, тёмное и идет. Тем более, что в облике её немало чёрного – и волосы, и брови, и ресницы… Только кожа белая, которую всем остальным, включая одежду и косметику, она будто нарочно оттеняет. А глаза у неё при этом голубые-голубые…

–

Ну что ты всё молчишь и молчишь? – заметив, что Славик уже почти никак не реагировал на её слова, Эллен начала его тормошить. – Всё мечтаешь о своей Ксюхе?

Почти от неё не отмахиваясь, Славик, чьи наблюдения были сломаны, с тяжёлым вздохом отвернулся в сторону зала. По-прежнему ни слова не говоря, он снова навалился на ограждение балкона и направил свой взгляд вглубь зала «Сахары». Эллен же, вначале опешив и даже перестав его тормошить, тут же пристроилась к нему вплотную сбоку и – это было похоже на чудо, – вдруг замолчала. То ли надумав немного пообижаться, то ли просто остановившись перевести дух.

Середина зала «Сахары» уже успела порядком обезлюдеть. Посетители клуба большими и малыми компашками почти все разбрелись к его стенам, у которых дальше и тусили. Время уже порядком перевалило за полночь, и все они подустали. Собираясь на своих излюбленных местах, молодые люди расслаблялись и переводили дух, кто как мог. Кто просто спокойно стоял или прохаживался, кто на чём-то сидел… И только молодчики-охранники по-прежнему прохаживались по залу взад-вперёд в своих жёлтых «сахарских» куртках, благодаря которым их было отлично видно с балкона.

–

Ну что, ты так и будешь динамить меня всю ночь? – вновь, через какое-то время, заговорила со Славиком Эллен.

В её голосе уже заметно сквозило недовольство.

–

По-моему, я тебе ничего не должен, – резонно заметил тот, искоса на неё взглянув и усмехнувшись.

–

Нет, ну по-человечески-то ты общаться умеешь? Мы всё-таки не совсем чужие люди! Твоя девушка, между прочим, моя подруга.