Наши беседы

В 1997 году я встречался в Могилеве и ни один вечер дискутировал с бывшим тогда директором Петербургского библейского института Б-м. Позже беседовал с сотрудником того же заведения Д. Неплохо знаком и с джамбульскими курсантами, которые без согласия своих церквей поехали в эту школу учиться. Директор, а потом сотрудник ввели меня в курс дела: вы, мол, русские – ненастоящие баптисты, вы – смесь православия и молоканства. А чистый баптизм – американский! У вас половину гимнов из сборников надо выбросить. Что это вы поете? «Страшно бушует житейское море…» Надо радоваться и прославлять Господа, а вы все еще барахтаетесь в волнах житейского моря!

Я спрашиваю сотрудника: «Вы являетесь членом какой-либо поместной церкви в Петербурге?» – «У нас при институте есть своя, американская баптистская церковь и свои пасторы – преподаватели, богословы», – отвечает он. «А вы когда поете свои гимны, то прихлопываете и притоптываете?» – интересуюсь я. «А что же, сидеть, как каменные изваяния?! Вспомните Давида!» – «Но Давид не только танцевал, – объяснял я ему. – Он пролил много чужой крови. Не можем же мы во всем подражать ему! Мы – верующие Нового Завета, и у нас другие образцы. У вас на незнакомых языках молятся?» – «Где Дух Господень, там свобода», – отвечает он. «Так вы – харизматы?» – удивляюсь я. «Нет, мы – настоящие баптисты. Харизматы – наши братья», – с гордостью говорит он.

Если бы добавить сюда еще и фотографии моих собеседников (в том числе джамбульских курсанта и курсантки, которая вскоре сделалась молодой женой 70-летнего радиопроповедника), то можно согласиться с тем, что мы, русские, действительно «ненастоящие баптисты». Настоящие баптисты там, в Америке. Они постоянно улыбаются, одеваются по последней «лаодикийской моде», в собраниях молятся сидя, после собрания идут на танцы, играют в гольф и волейбол, создают футбольные команды, болеют на стадионах, курят, пьют…

Мы же, русские – «ненастоящие баптисты», живем в «глубоком вчера», в древнехристианском, нецивилизованном веке. У нас все те же «тягучие минорные песнопения, все те же многочасовые служения и, конечно, каменные лица без улыбок, эмоций и чувств» («Вера и жизнь», 2001, № 2).

Тот же пастор из Донбасса писал о наших братьях-иммигрантах в Америке: «Уже сейчас детям их скучно и неинтересно в таких церквах. (Нет развлекательных увеселений! – Авт.). Я слышал их исповеди. Кто-то сказал, что ничто так не убивает христианство, как скука. Дело в том, что они увезли с собой образ церкви советского периода. И трепетно культивируют этот образ на американской земле. С закрытостью, закомплексованностью, собственной внутренней культурой, своеобразной одеждой и особым поведением. Они другой церкви не видели и не представляют. Их дети, молодежь, очень быстро воспринимают язык, культуру, образ жизни и поведение сверстников. В их облике – раскованность, внутреннее достоинство и свободолюбие американцев, что никак не вписывается в консервативные стандарты иммигрантской церкви. Лучшие уходят в американские церкви, что не так плохо…» (там же).

Не зная, можно подумать, что мы прочитали выдержку из газетной статьи атеистических пропагандистов о нас, верующих 50-70-х годов XX века. Если такие пасторы и дальше будут пасти церкви евангельских христиан-баптистов в СНГ, а христианские журналы – предоставлять им свои страницы, то они скоро развратят народ Божий, в первую очередь – молодежь. По-своему понимая миссионерское назначение Церкви Христа на земле и ставя его выше внутренних достоинств святости и чистоты самой Церкви, они смешивают ее со всем окружающим ее христианским миром. Подведут «под мировые стандарты». Лишат ее «уникальности», «закрытости» и всего того, что делает ее «не от мира сего» (Иоан. 17:14). То есть того, что ограждало ее уже две тысячи лет от омирщения.