Наши дети. Азбука семьи

– Здравствуйте! – Мальчик не растерялся: без тени смущения посмотрел мне прямо в глаза.

– Добрый день, – я остановилась.

– Меня зовут Гоша, – представился он.

– Очень приятно, – я улыбнулась, – а меня Диана.

– Я знаю! – он улыбнулся. – Хотел вам сказать, что вашу книгу прочел. Мне очень понравилось!

– Да? – Я удивилась, а потом вдруг поняла, что заочно с этим «безнадежным» парнем благодаря Даше мы уже знакомы. – Я думала, у вас подростки нечасто читают.

– Ага. Я тоже нечасто.

Он снова меня удивил – не пытался показаться лучше, чем есть.

– А какую книгу вы прочли? – По давней преподавательской привычке обращалась к нему на «вы», как к студенту, хотя и заметила, что ему это внове. – Про усыновление?

– Да. «Если б не было тебя» называется.

Он задумался на мгновение – мне показалось, что подбирает слова. Было такое чувство, что Гоша не прочь пообщаться еще и, главное, у меня возникло то же желание – на фоне Дашиной замкнутости подкупала его открытость. Она сквозила во всем: во взгляде, в мимике, в каждом едва заметном движении. И, конечно, было приятно, что его привлекла книга. Если и правда прочел, уже кое-что важное знает о нашей семье, обо мне: в отличие от Даши, которая демонстративно игнорировала этот способ познакомиться с нами ближе.

– Значит, книга показалась вам интересной?

– Ага, особенно про Аннушку! – Тут он прищурил глаза, словно задумал какую-то хитрость, и выдал: – А я тоже пишу. Стихи!

– Серьезно?

– Давно уже. Хотите, что-нибудь пришлю почитать?

– Присылайте, конечно, – то, что ребенок из детского дома пишет стихи, окончательно подкупило, – я обязательно посмотрю.

– Вы есть ВКонтакте?

– Есть.

Я объяснила, как меня там найти, и мы попрощались. По дороге домой я все думала и думала о Гоше. Как он оказался в детском доме? Как умудрился сохранить такую открытость миру? Не озлобиться, не уйти в себя. По сравнению с замкнутой внутри своих тяжелых переживаний Дашей, пробиться к которой было сверхзадачей, Гоша выглядел раскрытой книгой. Только бы нашелся кто-то, готовый ее прочесть! Я хотела. Но мне было страшно давать ребенку надежду – совершенно точно я ничего не могла ему предложить. И, значит, не имела права приближаться.

Подростки-сироты, как правило, тянутся к людям, которые проявляют к ним искренний интерес, а еще показывают свою открытость и безопасность. Уважительный вовлеченный контакт может стать основой для будущих доверительных отношений.

А вечером Гоша прислал мне ВКонтакте свои стихи. Я пробежала по строчкам глазами и поняла, что этот ребенок обладает каким-то особым вкусом к жизни. Сквозь жуткие ошибки – по три в каждом слове, так пишут на слух дети пяти-шести лет – проступали дикая смелость и трогательная красота. Я стала думать над тем, какой дать ответ. С одной стороны, была уверена, что если ребенок пишет, это нужно всеми силами поддержать. Слова могут стать для Гоши спасательным кругом: терапия искусством – это мощная сила. Мне ли не знать. А с другой стороны, мне не хотелось давать ненужных надежд. Очень часто из детей в детдомах незаслуженно делают местечковых звезд – этот гениальный танцор, тот талантливый певец, этот великий актер. Дети верят в свои заслуги, выигрывая один за другим конкурсы между группами и детдомами, а потом выходят за стены учреждения в восемнадцать лет и выясняется, что их уровень на пять ступеней ниже любого середнячка. Они не учились серьезно, не уделяли творчеству много часов каждый день. У них не было постоянных профессиональных педагогов. И их умения остались на уровне любителей, только самомнение выросло до небес.

У Гоши было врожденное чувство прекрасного, но не было знаний. Ни единой живой фразы, смысл запутан – слова стояли не на своих местах, автор то и дело наделял их значением, которым они не обладали, – но зато огромная дерзость. Изредка – словно случайные выстрелы, попавшие в цель, – проскальзывали неожиданно яркие образы.

Через несколько дней я написала свою рецензию и отправила ее Гоше. Старалась дать обратную связь мягко, но без лишних восторгов. Похвалила за удачные моменты, пожурила за орфографию и пунктуацию. Аккуратно переписала его творения, соблюдая правила русского языка, и позволила себе несколько редакторских правок. Я волновалась, не хотела обидеть и тем самым отбить желание писать. Но Гоша оказался самым благодушным и незамутненным поэтом на свете – искренне поблагодарил и тут же снова прислал еще стихи. Я поняла, что наше литературное общение так просто, одной рецензией, не прервать. Несколько недель мы переписывались: он мне стихи, я ему исправленное и отредактированное. В какой-то момент стилистика изменилась, тексты стали более плоскими и одновременно менее «грязными», без зарытого под тоннами ошибок волшебства. Честно говоря, я расстроилась – испугалась, что это мое влияние.