Наши домашние дела

За этими первыми восклицанiями послѣдовали и нѣкоторыя объяснительныя свѣдѣнiя. Въ одной корреспонденцiи, напечатанной въ № 244 "Голоса," было сказано: "Сначала думали, что причиной пожаровъ была неосторожность самихъ обывателей; но ежедневные пожары и выборъ мѣстъ для действiя огня, заставили подозрѣвать умышленный поджогъ. Дѣйствительно загоралось всегда на мѣстахъ самыхъ неблагопрiятныхъ для дѣйствiя пожарныхъ командъ: или зданiя чрезвычайно тѣснo построены, или на мѣстѣ пожара винный складъ, дровяной дворъ и т. д. Когда такимъ образомъ поджоги стали ясны (въ этомъ мѣстѣ редакцiя «Голоса» вставила вопросительный знакъ), то для предохраненiя города, по предложенiю начальника губернiи, домовладѣльцы собрались въ думѣ, опредѣлили усилить караулы, избравъ для надзора за караульными особенныхъ десятскихъ по каждому кварталу; но несмотря на эти мѣры, уже приводившiяся въ исполненiе, пожары въ слѣдующiе дни еще болѣе усились." Въ другой корреспонденцiи ("Моск. Вѣд." № 193) говорилось такъ: "Надѣемся, что строгое слѣдствiе откроетъ виновниковъ поджоговъ, а ихъ должно полагать не мало, потому что поджигать городъ ежедневно, во многихъ мѣстахъ, въ продолженiе десяти дней, и производить стратегически, пользуясь сильными вѣтрами, страшные, разрушительные пожары — нѣтъ возможности малой шайкѣ поджигателей…" "Что за цѣль этихъ пожаровъ? Что за тайная вражеская сила paзрушаетъ города и поджигаетъ деревни?.."

Таковы были голоса симбирскихъ обывателей съ развалинъ ихъ родного города, и вотъ — въ № 210 "Русскаго Инвалида" (отъ 23 сентября) является слѣдующее извѣстiе. Въ Симбирскѣ два солдата были преданы военному суду по полевымъ уголовнымъ законамъ. Одинъ изъ нихъ, Семенъ Григорьевъ, рядовой госпитальной команды, уроженецъ Витебской губернiи, Полоцкаго уѣзда, исповѣданiя римско-католическаго, признанъ былъ виновнымъ: въ нарушенiи долга вѣрноподданнической присяги, въ богохульномъ порицанiи православной церкви, во всенародномъ заявленiи, что пожары истребившiе Симбирскъ были дѣломъ мѣсти единомысленныхъ ему поляковъ, и наконецъ — въ сокрытiи своихъ подстрекателей по всѣмъ означеннымъ преступленiямъ. Другой, рядовой, гарнистъ, Михаилъ Ѳедоровъ, родомъ черемисъ, сознался въ участiи въ поджогѣ, 19 августа (день самаго большого пожарa), caрая съ сѣномъ. Оба эти рядовые были приговорены судомъ къ смертной казни — разстрѣлянiемъ, и приговоры эти приведены въ исполненiе 12-го и 21-го сентября.

Наконецъ — въ "С. Петербургскихъ Вѣдомостяхъ", отъ 2-го октября, перепечатана изъ "Московскихъ Вѣдомостей" небольшая корреспонденцiя изъ Симбирска, въ которой авторъ, описавь какъ очевидецъ казнь рядового Семена Григорьева, оканчиваетъ свое письмо такъ: "Вотъ нѣкоторыя подробности лично о Семенѣ Григорьевѣ. Онъ былъ взятъ, сколько помню, утромъ 10-го числа, на базарной площади Симбирска, гдѣ всенародно заявлялъ, что пришоль мстить за польскую кровь, что русская земля и русская вѣрa прокляты поляками, и что пожары были ихъ справедливымъ мщенiемъ. На допросахъ военно-судной коммисiи, какъ говорятъ, онъ выказалъ упорный фанатизмъ, утверждая, что никакiя средства не заставятъ его ни измѣнить свой образъ мыслей, ни открыть своихъ подстрекателей, ни быть вѣрноподданнымъ Государя, такъ какъ Государь — не католикъ. Нужно-ли говорить, что это — жертва фанатическихъ ксендзовъ?"

И такъ, полагаемъ, теперь уже не нужны стали ужимки и недомолвки гуманно-либерально-благовоспитанной половины нашихъ печатныхъ органовъ.