Шуберт, покосившись на зарядный блок нанодиссамблера, увидел, что рядом с делением "1" изображен улыбающийся черепок, рядом с "2" — перечеркнутый крест-накрест танк, рядом с "3" — крупная зигзагообразная молния, похожая на вопросительный знак. Против деления "4" гвоздиком была нацарапана надпись «не балуй!». Вот этим самым «не балуй!» капитан и зарядил свою пушку. Борисов уже хотел осведомиться относительно последнего желания, как вдруг офицер шагнул влево и, выхватив интел-кинжал с цепным лезвием, полоснул им вдоль стены. На землю возле самой панели упал чей-то палец.
— Что это было? — испуганно спросила Дарья.
— Рефлексы. Не люблю, когда в меня тыкают.
Едва он успел это сказать, как из той же стены, нецензурно выражаясь, выпал целый десантник. Он появился совершенно неожиданно, в том смысле, что если б его и ждали, то все равно не знали бы, из какой секции он возникнет. К тому же все произошло слишком быстро даже для капитана.
— Зинчук?! Ты?!
— Я, господин капитан.
— Палец твой?
— Мой, господин капитан... — молвил Зинчук. Он поднял обрубок и попытался приставить его на место. — Последний живой палец... — расстроено добавил он.
— А остальные десять? — спросила Дарья.
В ответ Зинчук сделал обеими руками несколько хватательных движений, и из перчаток послышалось тонкое жужжание сервомоторчиков.
— Зинчук, рапорт! — потребовал офицер.
— Вы шли, шли, а потом пропали.
— Дальше!
— Рапорт окончен, господин капитан. Все.
— Ты здесь как очутился?
— Не могу знать, господин капитан. Показывал бойцам направление вероятной атаки вероятного противника...
— Пальцем показывал? — уточнил Борисов.
— Да вот этим самым... Потом он как-то так отвалился. Я присел на корточки, чтоб в траве поискать, споткнулся, и...
— Ты из какой двери выпал? — перебил его Матвей.
— Этого я не помню. Там, где все наши, вообще никаких дверей нету.
— Шуберт! Ты не помнишь, откуда он...
— Мне только за пальцами чужими следить! — фыркнул Борисов.
— Я тоже не помню, — заранее ответила Дарья.
Спрашивать у капитана Матвей не рискнул.
— Но приблизительно... приблизительно вон оттуда, — сказал он, кивая на одну из поверхностей.
— Почему оттуда? — возразила Дарья. — По-моему, из соседней, той, что правее.
— Ты же не помнишь! — вскинулся Матвей.
— Да ты и сам не помнишь!
— Глуши фанфары! — оборвал их офицер. — Пойдем... мы пойдем... Сюда! — объявил он, показывая стволом явно наугад.
— Как бы нам опять... — усомнился Борисов.
— Молчать! — в рифму гаркнул капитан. — Зинчук!
— Я!
— Обработай рану, и вперед!
— Куда, господин капитан?
— Вот в эту стенку.
Десантник сунул палец в карман, залил рану гелем и, сняв с плеча СТУРН, безрассудно шагнул в указанном направлении.
Борисов, хоть и раскусил назначение колодца, все же втайне надеялся, что никакого перемещения не произойдет и секция окажется обычным листом обычного пластика. В крайнем случае — необычного.
Так, примерно и вышло. Обычный на первый взгляд пластик необычным образом проглотил Зинчука вместе с оружием, отрубленным пальцем и бравым возгласом «Слушаюсь, господин капитан!». Проглотил и не поперхнулся.
— Ну?.. Чего ждем? — спросил Матвей.
— Сейчас боец разведает, туда ли он попал, куда нам надо, и доложит, — ответил офицер.
— Как же он доложит, если отсюда связи нет?
— Так он же вернется.
— Как же он вернется, если приказа не было?
— Правда не было?.. — рассеянно произнес капитан. — Тогда вот что... Ты, говорливый! — Он повел стволом в сторону Матвея. — Сходи за Зинчуком и передай, чтоб вернулся. И сам вернись. Понял?
— А-а... но... — замялся тот, но офицер подбодрил его легким пинком.
— Бегом, мясо!
Матвей, потеряв равновесие, всем телом ухнул в секцию. Борисов почему-то подумал, что, будь на месте стены вода, брызг получилось бы море. Однако брызг не получилось. Матвей просто исчез, как перед ним исчез десантник.
Прошло долгих пять минут, прежде чем офицер нарушил молчание.
— Дамочка...
— Ой нет!.. — отпрянула Дарья.
— Дамочка, вы давали присягу.
— Я от нее отказываюсь.
— От присяги нельзя отказываться, — мягко заметил капитан.
— А я все равно отказываюсь, — не растерялась Дарья.
— Марш в стену!! — заорал офицер, и она, съежившись от страха, нырнула в мутную темень.
Еще через пять минут стало ясно, что никто не вернется.
Борисов сквозь скафандр почесал спину и отвлеченно посмотрел куда-то в небо.
— Сам пойду, — буркнул офицер.
— Поддерживаю! — поспешно отозвался Шуберт.
— Ждешь восемь с половиной минут и следуешь за мной, — распорядился капитан.
— Нет, навсегда здесь останусь, — съязвил он.
Офицер хотел что-то сказать — или, быть может, просто выстрелить, — но передумал и бодро впрыгнул в неизвестность. Борисов, чтоб не запутаться, начертил каблуком стрелку и бестолково побродил по колодцу. Часы ему разбили еще при аресте, и единственное уцелевшее табло показывало только секунды. Шуберт пробовал честно следить за мигающими циферками, но несколько раз сбивался и в конце плюнул совсем. Решив, что времени прошло достаточно, он разбежался и рыбкой нырнул в проем.
В принципе он был готов ко всему.
И к такому — тоже.