Наши гости

Я никогда раньше не думал, что наш дедушка несчастливый. Напротив, он обычно такой веселый, любит пошутить. Но говорила мама очень складно, будто стихи слагала. Только вот насчет дяди Дурды она неправа. Почему это он покинул его? Он не покинул, он просто уехал к жене. У него хорошенький сын. Мы все вместе собирались ехать в Ашхабад.

Мама временами утихает, а потом снова начинает пуще прежнего:

— Почему, почему ты должен был умереть не по-людски, не дома… Только-только у тебя внучек родился, ты его и не увидел, не порадовался ему, папочка…

Мне кажется, что мама не плакала бы сильнее, даже если бы дедушка умер и лежал бы сейчас в доме. Папа пытался успокоить ее:

— Прекрати, Халлы, зачем ты такие слова говоришь? С твоим отцом ничего не случилось. Он скоро объявится, даст бог!

— Ах, я ведь знаю, откуда он появится. Он из-под воды появится… Иди зови людей, пусть ищут его.

Папа понял, что уговаривать маму бесполезно.

— Ты, сынок, побудь рядом с мамой, а я съезжу в аул, — сказал он.

Но мне не хотелось оставаться. Уж очень тоскливо выглядело все вокруг после песчаной бури. Ревя, я вцепился в папину машину. Он одной рукой схватил меня и толкнул к шалашу.

— Как тебе не стыдно! Ты что, маленький! Мама — женщина, а ты-то что? Будь здесь, не оставляй маму одну. Я найду дедушку и приеду…

Мы и не заметили, как подъехал Ораты.

— Тетя Халлы, дай мне бушлук! Я нашел Белли-ага! — закричал он.

Мы все трое — папа, мама и я — посмотрели в ту сторону, куда была протянута рука Ораты. И увидели, что дедушка ехал на своем ишаке и гнал верблюдицу.

Я от радости обнял маму. А папа сказал:

— Постой-постой, что он там везет впереди себя?

— Верблюжонка, — с улыбкой ответил Ораты, — ведь ваша верблюдица родила. Беги, Базар, встречай дедушку.

Все мы побежали навстречу дедушке. Он ехал, улыбаясь, а впереди него поперек седла лежал темный кудрявый верблюжонок. Голова верблюжонка и передние ноги на одной стороне седла висят, а две задние через другую сторону седла перевесились.

Папа сказал:

— Бедняжка, она, видно, и ушла подальше от людей, чтобы родить.

И только тогда я узнал, что верблюдица никогда не рожает в хлеву, она всегда уходит куда-нибудь подальше от людских глаз.

Папа с Ораты сняли с ишака верблюжонка и поставили его на дрожащие ноги. Верблюдица подошла к нему, облизала его и стала кормить.

Мама, словно силы покинули ее, опустилась на землю и замолчала. По ней не видно было, радуется она или нет. Сидит какая-то отрешенная.

Папа торопливо сел в машину и сказал:

— Завтра гость приезжает, постарайтесь все успеть!

КЕМ ОКАЗАЛСЯ "ВЫСОКИЙ" ГОСТЬ

Сюда приходят в любое время, здесь всегда найдется занятие. Во всяком случае, я так считаю. Можно наблюдать за человеком с желтым флажком в руках и со свистком, смотреть, как он гоняет взад-вперед вагоны, одни прицепляет, а другие отцепляет. Удовольствие смотреть и на новенькие машины, проезжающие на вагонетках. И еще можно заняться чтением надписей на вагонах: "25 т", "50 т" или же "нефть", "бензин", можно подсчитать количество цистерн в железнодорожном составе. Интересно смотреть на коров и коней, стоящих в красных вагончиках с прибитыми к входу досками…

А станционное здание, на фронтоне которого выведены крупные цифры: 1894! Дедушка сказал мне, что эти цифры означают год, когда была построена станция. Разве это не интересно?

С тех пор, как мы приехали сюда, я верчу головой по сторонам. Зато папа ничего вокруг не замечает. Он уже в который раз подходит к дежурному по станции в красной фуражке и спрашивает у него, вовремя ли придет поезд. Смотрит на большие часы, висящие на станционном здании, потом, приложив ладонь козырьком к глазам, смотрит на восток, спрашивает у меня:

— Посмотри, сынок, рука не поднялась?

Рукой он называл перекладину на высоком железном столбе. Издали этот столб и в самом деле похож на великана с одной рукой. Казалось, великан то вытягивает руку, то немного приподнимает ее, и тогда загорается зеленый огонек. Это значит: путь открыт, поезд приближается, ожидайте.

Когда я в первый раз приехал на станцию, я узнал, что столб с "рукой" называется семафором. Раньше к столбу подходил работник станции и вручную поднимал перекладину. А теперь дежурный, не выходя из комнаты, нажимает на кнопку, и "рука" эта сама поднимается.

— Да, вроде бы по времени поезд уже должен подъехать, — говорит папа, останавливаясь возле нас.

У дедушки, который сидит на бетонном парапете на краю перрона, кажется, тоже лопнуло терпение. Словно не веря станционным часам, он без конца вынимает из внутреннего кармана своего халата, сшитого из домотканой верблюжьей шерсти, часы на длинной цепочке, с щелчком открывает их крышку и смотрит на циферблат. Подвинул в тень букет цветов, завернутый в бумагу. Больше всего он беспокоился, что цветы могут завянуть. Ведь они предназначены "высокому" гостю. Нам-то с папой и в голову не пришло, что гостя надо встречать с цветами. Но дедушка был на фронте, много городов повидал, многому научился. Он сказал нам: "Я соберу букет цветов и сам приеду на станцию на своем ишаке".