— Люди, остался ли должен что-нибудь кому-то из вас Мурти-ага? — громко спросил он. Все молчали. Дедушка еще два раза повторил свой вопрос. Никто не сказал, что Мурти-ага остался что-либо должен ему. Мне показалось, что дедушка это знал, а спрашивал так потому, что таков обычай.
— Говорите, люди! Не стесняйтесь! Здесь находятся сыновья Мурти-ага. Они готовы заплатить долги отца. Если долги будут оплачены, Мурти-ага будет спокойно лежать в земле.
Опять все промолчали, и дедушка задал второй вопрос:
— Люди, каким человеком был Мурти-ага?
На этот раз ответили все разом:
— Хорошим человеком!
Дедушка и этот вопрос повторил три раза. И три раза получал один и тот же ответ. Потом дедушка сказал:
— Люди, всем вам большое спасибо. А сейчас прошу всех не расходиться, отправиться в дом покойного Мурти, помянуть его.
Все толпой направились к дому Мурти-ага, но никто не сел вокруг угощений, не стал есть. Таков был обычай: каким бы вкусным ни был обед на поминках, его не едят, а только пробуют.
Ко всему надо постепенно приобщаться, потихоньку учиться всему, опять вспомнил я слова дедушки.
ВОЛОДЯ, ЛИЛЯ И Я
Сегодня я должен был встать раньше всех. Потому что я так задумал. Не только раньше гостей, но и раньше мамы, раньше дедушки. Это нелегкое дело. Мама встает очень рано. Но дедушка встает еще раньше. Он встает даже раньше первых петухов. Мама говорит, что дедушка старенький, поэтому он страдает бессонницей. А мне кажется, просто дедушка такой человек. Он говорит: "Кто встанет рано, тот все дела свои переделает". Когда бы я ни проснулся, он уже пил свой утренний чай. А перед этим успел вычистить хлев, сложить на краю грядки полопавшиеся ночью дыни.
Я решил хотя бы неделю вставать раньше мамы и дедушки. Пусть Вовка с Лилей спят, а проснутся и увидят, что я уже давно на ногах. Это лучше, чем если они встанут, а я еще буду спать. Лиля непременно закричит: "Базар, оказывается, такой соня!" А слово "соня" — это все равно что "лентяй". Кому охота, чтобы его считали лентяем. А к тому же дома много дел.
Надо пасти верблюдицу с верблюжонком. Только выгонишь их на колючковые поля, вернешься, надо отвести к арыку голодного ишака. Напоить его, потом вбить в землю кол, там, где травы побольше, и привязать к этому колу длинной веревкой. Может, кому-нибудь кажется, что это просто — привязать ишака. Но попробуйте и увидите сами. Вовка попробовал и не смог. Потому что надо уметь завязать узел "гондыбаг". Иначе не успеешь оглянуться, а ишак уже в люцерне расхаживает, щиплет свеженькую зелень. Или же топчет кукурузу. Он очень хитрый, так и норовит забраться в огород, будто там на грядках специально для него все сажали. Потом надо наполнить водой бочку, которая греется на солнце. Раз дома гости, то воды надо особенно много. Если раньше мы наполняли бочку через день, то теперь надо делать это каждый день… Такие мысли были у меня в голове еще вечером, когда я нырял под одеяло. Я лежал и перечислял, что я должен сделать завтра. Все это я помнил и ночью, когда я раскрылся и проснулся от холода. А под утро я заснул крепким сном. Правильно говорят, что сон наваливается неожиданно. Я проснулся от голоса Лили. Подумал, что мне это снится, а оказывается, наяву. Я высунул голову из-под одеяла. Оказалось, все уже встали: и дедушка, и папа, и мама, и тетя Маша с дядей Мишей, и даже Лиля. Только Вовка еще спал. Папа, дедушка и дядя Миша, как и вечером, сидят на помосте, пьют чай, будто и не ложились вовсе. Голос Лили раздавался совсем близко:
— Там шесть крольчат. Такие хорошенькие…
От ее болтовни проснулся и Вовка.
— Ах ты болтушка несчастная! Трещит с самого утра, как сорока! — проворчал он.
У меня тоже было неважное настроение. Я сам не знаю, на кого злился. Наверное, на себя. Во-первых, собирался встать пораньше, а проснулся позже всех. Во-вторых, Лиля первой заметила мою пропавшую крольчиху. А ведь я сам хотел показать ее. Конечно, было бы неплохо, чтобы мы встали до того, как к нам подойдет Лиля. Я потянул угол Володиного одеяла. Он не пошевелился. Я толкнул его в бок.
— Ну что, так и будем валяться?
Вовка недовольно перевернулся на другой бок. И именно в это время подошла Лиля.
— Эй, сони, может, вы встанете?
Мы, словно сговорившись, не ответили ей. Сделали вид, что спим. И каждый раз, когда Вовка издавал громкий храп, я с трудом удерживался от смеха.
— А, знаю, знаю. Вы не спите, только делаете вид! — закричала Лиля. — Я вижу, ты дышишь, Вовочка, дышишь, одеяло над тобой каждый раз вздымается. И сердце твое работает… Базарчик, и ты тоже не спишь. У вас у обоих сердца работают…
"Нет, вы посмотрите на эту дурочку. Как будто спящий человек не имеет права дышать, — подумал я про себя. — Ведь если сердце человека не будет работать, он умрет".
А Лиля не унималась:
— Ну, вставайте, все равно из вас не получится Ножкина.
Больше у меня не хватило терпения лежать молча. Потому что я знал одного хоккеиста с похожей фамилией.
— Кто это такой твой Ножкин? Это не сын хоккеиста?