Наши химические сердца

Я в курсе, что большинство тинейджеров обычно ненавидят своих предков или, по крайней мере, считают их отстойными лохами, но я всегда слишком восхищался своими отцом и матерью и не испытывал подобных чувств. У моих родителей была настоящая олдскульная любовь с первого взгляда, как в старых диснеевских мультиках, которые снимали до «Холодного сердца». Они познакомились в KFC (окей, такого в диснеевских мультиках не было, но все же) сразу после школы, когда им обоим было чуть больше двадцати. Отец всегда был ушлым парнем и сделал маме предложение прямо на кассе, а вместо кольца дал ей кусок жареного цыпленка (ну вот, опять не по Диснею).

Вы наверняка читали об этом в книжках – как раньше люди делали друг другу предложение на первом свидании и все такое. И это не басни. У моих предков правда так было. И сработало же. Правда, поженились они только через одиннадцать лет, но с того дня в KFC встречались только друг с другом. Еще не окончив колледж, они смотались на Рождество в Индию, взяв только купальник и плавки и разрисовавшись хной с головы до ног. У меня есть поляроидный снимок, как они кормят слонов манго. Это была реальная любовь. Ведь говорят же, что в KFC что-то подмешивают в курицу.

Но больше всего меня прикалывала не история любви моих предков, романтичная и идеальная до тошноты, а то, что они до сих пор были друг от друга без ума. Мои родители все еще смотрели друг на друга так, как не глядят иные очумевшие от гормонов подростки. И хотя, по идее, это должно было заставить меня блевать, мне нравилось, что они так влюблены.

Когда Садс была маленькой, они хипповали и жили на заброшенном складе – художница и плотник. Для меня они всегда были самыми крутыми предками в мире, с которыми можно говорить о чем угодно. (Возможно, они стали такими потому, что Сэйди в свое время поддала им жару, тем самым выбив из них остатки родительской принципиальности.)

Поэтому когда я сказал вернувшейся из галереи маме (ее зовут Дафна), что сегодня пойду гулять и не знаю, когда вернусь и чем буду заниматься – не исключено, что чем-то противозаконным, хоть и не уверен на сто процентов, – она ответила:

– Ага, приключения? Круто. А я уже начала волноваться. В твоем возрасте Сэйди уже трижды арестовывали, и ты только посмотри на нее сейчас.

– Спасибо, мам. Так и знал, что ты меня поддержишь.

– Во всем, кроме убийства и ввода наркотических веществ через вену.

– О, спасибо, что предупредила, а то я как раз хотел попросить денег на передвижную нарколабораторию. Уже несколько месяцев работаю над этим проектом.

– Без проблем, крошка. Составь бизнес-план, и я взгляну на цифры. А тебе сегодня не понадобится экстренная транспортировка с места преступления?

– Пока не знаю. Попозже скажу, ладно? Вернусь не поздно. Но вы ложитесь, не ждите.

– Если не буду подходить к телефону, просто позвони в полицию – они тебя подбросят. А мы с папой соврем, что весь месяц будем держать тебя под домашним арестом.

– Спасибо, мам.

Она чмокнула меня в лоб.

– Короче, все-таки постарайся ни во что не ввязываться, окей? И, если надо, звони, ладно?

– Будет сделано.

После этого день шел как-то слишком медленно, а потом, за пару минут до заката, резко ускорился. Вдруг стало темно, и вот я уже иду к выходу, кричу предкам «пока» и думаю, что сказать, о чем спросить Грейс, чтобы не молчать. В ее присутствии я почему-то всегда язык проглатываю, а мозг превращается в пустую черную яму, где нормальных мыслей не сыщешь даже с фонариком.

Машина Грейс испарилась, как и в предыдущие два дня, когда я сам себя подвозил. Я встал у почтового ящика и стал ждать, поеживаясь от внезапно похолодавшего вечернего ветра. А минут через пять краем глаза уловил какое-то движение. В конце нашей улицы возникла темная фигура и поманила меня в темноту. С моего места я не видел лица зовущего, только его странно широкие плечи. С таким широкоплечим товарищем не очень хотелось идти в темную подворотню. Я не пошевелился, и тогда он активнее замахал рукой и тростью, и я понял, что это Грейс. Я побежал к ней, застегивая куртку на ходу. Подойдя ближе, увидел, что она опять в мужской одежде, но на этот раз сверху у нее накинута еще футбольная куртка, которая была велика ей на несколько размеров. Она могла бы носить ее как платье. Неужели она съездила домой за курткой и пришла сюда пешком?

– У тебя есть проездной? – спросила она, когда я подошел ближе. Никаких тебе «привет». Она еще ни разу со мной не здоровалась.

– Не взял, извини.

– Ладно. Сегодня я твой спонсор, заплачу за тебя, так и быть.

– А куда едем?

– Увидишь.

– Надеюсь, не за пределы штата?

– Увидишь.

И тут, вместо того чтобы повернуть обратно к дому, Грейс пошла в другую сторону, к высокой траве, туда, где улица заканчивалась.

– Ты серьезно? – спросил я. – Там же канава, слив для дождевой воды.

– Тут можно срезать, – ответила она и ринулась дальше в темноту.

– А ты сможешь там пройти со своей ногой? – крикнул я ей в спину, не зная, политкорректно ли вообще упоминать о ее ноге и показывать, что я заметил ее хромоту. – Там рытвины везде!

– Так быстрее!